моих чувств выглядела чересчур упрощенной, кое-что в ней все же было.
— Допустим, — согласился я.
— И если я хорошо тебя понял, то тебе пришлось бы по душе, — Бубеничек от удовольствия даже заерзал на своем табурете, — окажись злодеем Богоушек Колда.
— Ну, в такие детали я еще не вдавался.
— Ой ли?
— Серьезно.
Что касается Богоушека Колды, то играть в прятки смысла не было. Вот уже примерно полгода, как он пытался занять мое место рядом с Зузаной — и, кажется, небезуспешно. Это знали все, так что должен был знать и Бубеничек. Тем более, что вышибале было известно и такое, чего все знать никак не могли. Поэтому не стоило водить его за нос, если и я в свою очередь хотел что-нибудь выведать.
— Так, значит, ты действуешь только в интересах дела?
— В интересах справедливости, так сказать, — кивнул я, — хотя и из чисто личных соображений.
— Понятно, личные соображения всегда самые бескорыстные.
— Именно так, Вацлав, — ответил я, — ты меня раскусил.
— Ну, ты никогда не был особенно крепким орешком, — отразил удар Бубеничек. — Но если уж тебя отпустили, то вряд ли это сделал ты.
— Да вроде нет, — согласился я.
— Хотя отпускают не всегда только невиновных, — осклабился Бубеничек. — Мое крайне скудное правовое сознание подсказывает, что временно освобождают и тех, против кого нет достаточных улик.
— Серьезно?
— Да, — ответил Бубеничек, — и такие люди действуют обычно из самых бескорыстных личных соображений.
— М-да, ты не просто раскусил, ты растер меня в порошок, — засмеялся я, — так и есть, так оно и есть.
И оказалось, что так оно и было. Но продолжить нам не удалось, потому что в бар ворвался диск-жокей Анди Арношт.
— Здорово, Честмир!
Это именно он каждый понедельник проводил здесь, в «Ротонде», дискотеки. Он втиснулся между нами, и Бубеничек почти брезгливо отсел. Вышибала считал Арношта и ему подобных презренными наэлектризованными паяцами. Ибо все они, по мнению Бубеничека, оглупляли молодежь примитивной мелодикой, тем самым закрывая ей путь к вершине познания — джазу.
— Привет, — отозвался я, и мы с Арноштом обменялись рукопожатием.
Разумеется, Арношта звали вовсе не Анди. Анди — это был его сценический псевдоним. На самом деле его звали Арношт. То есть Арношт Арношт. Я не знаю, досаждала ли Арношту Арношту эта злая шутка родителей в юные годы, но меня его псевдоним ничуть не трогал. Хотя бы уже потому, что диск-жокея Анди в свой черед ничуть не трогали чаяния и заботы какого-то Яна Новака.
Капитан уже не старался сохранить видимость благожелательности. — Да не я это сделал-, не я! — А ключи?… Он как раз их рассматривал. Один обычный, штампованный ключ от подъезда, а второй — изящный, непривычно длинный — от квартиры. — Это ваши ключи, которые вы сегодня хотели отдать Зузане Черной? — Да. — А дверь была заперта. Они взяли у меня отпечатки пальцев. На ноже, говорят, таковых вообще не оказалось. — Кто-то же должен был это сделать! — Кто-то да, а я ее любил. Разве, когда расходятся, обязательно убивают? — Случается, пан Бичовский, — ответил капитан, — хотя вам это, наверное, странно. — Но тогда я не стал бы вас вызывать, — возразил я зло. — Вы вызвали «скорую», — поправил меня капитан. — Это одно и то же. — Не совсем. Может, вы думали, что она жива. Что ее еще можно спасти. — Так вел бы себя только сумасшедший. — Вовсе нет, — сказал капитан. — Большинство убийц совершенно нормальны. — Да, но я… — А нормальный человек, — прервал меня капитан, — в состоянии аффекта может стать убийцей. Потом, испугавшись, остывает, задумывается. Чаще всего сбегает. — Но я же не сбежал, — упорствовал я. — А другие, поприличнее, — не сбился с мысли капитан, — поддаются панике. Могут позвонить в больницу. Или к нам. Смотря по ситуации. — Так нельзя, — произнес я растерянно, — вы просто не имеете права так говорить! — Успокойтесь, пан Бичовский. Если ваша совесть чиста… Всегда, когда я влипал в какую-нибудь историю, это надолго выбивало меня из колеи. Совесть! Интересно, какая же у меня все-таки совесть. И какова ей цена. Вечером в постели я обычно снова проигрывал ситуации, из-за которых попадал в историю. И останавливал ленту воспоминаний всегда там, где нужно было сказать или поступить по-другому. Иначе не мог заснуть. И бывало, прокручивал все по три-четыре раза. — Допустим, пан Бичовский, пока наш разговор был чисто теоретическим. — Допустим. И эти свои ответы, когда я наконец доберусь до постели — если, конечно, вообще доберусь, — я тоже прокручу. — Значит, договорились? — сказал капитан. Одна из теней, которые двигались поблизости, отвела капитана в сторону. — Минутку, пан Бичовский. Я остался в кухне один. Усталость нарастала во мне несколько медленнее страха. Что они обо мне знают? Что знают о Зузанке? А вообще-то я капитана понимал и где-то даже ему сочувствовал. Выпутаться из скверной истории мне всегда было непросто. Капитан вернулся. — Итак? — Что? — спросил я. — Может быть, вы надумали что-нибудь новенькое, пан Бичовский? — Ничего нового я надумать не мог. — Посмотрим. — Пожалуйста, — усмехнулся я, — можете подключить ко мне детектор лжи. — Однако, — весело заметил капитан, — богатая же у вас фантазия! — С сыщиками я до сих пор был знаком лишь по книжкам. — И что, я вам не нравлюсь? — Не особенно, — сказал я. — Я вас никаким детектором не пугаю, — укоризненно произнес капитан, — так что вы могли бы быть повежливее. — А мне это поможет? — Еще как! Я за вас замолвлю словечко и буду носить вам в темницу шоколад с орехами. — У нас еще есть темницы? — Только для невежливых, пан Бичовский. Пай-мальчиков, которые ценят наш труд и не создают нам лишних хлопот, мы отправляем на ночь в отель «Ялта». — А у меня сейчас какие шансы? — У вас? — Капитан шутливо призадумался. — Ну, ночлег в отеле вам еще придется заслужить. — Хорошо поговорили, — сказал я. — Вот именно, — вздохнул капитан, — так как, ничего более интересного я от вас не услышу? Я пожал плечами. — Ладно. — Капитан, не вставая, повернулся к открытой двери в комнату: — Мирек, пойди сюда, составь с паном Бичовским протокол. — А до утра нельзя отложить? — спросил я устало. — Можно, — сказал капитан, — но вы мне так откровенно все выложили, что я боюсь, как бы до утра чего-нибудь не забыли. Я покорно кивнул, капитан поднялся, и на его место уселся бледный верзила с
5
Капитан уже не старался сохранить видимость благожелательности. — Да не я это сделал-, не я! — А ключи?… Он как раз их рассматривал. Один обычный, штампованный ключ от подъезда, а второй — изящный, непривычно длинный — от квартиры. — Это ваши ключи, которые вы сегодня хотели отдать Зузане Черной? — Да. — А дверь была заперта. Они взяли у меня отпечатки пальцев. На ноже, говорят, таковых вообще не оказалось. — Кто-то же должен был это сделать! — Кто-то да, а я ее любил. Разве, когда расходятся, обязательно убивают? — Случается, пан Бичовский, — ответил капитан, — хотя вам это, наверное, странно. — Но тогда я не стал бы вас вызывать, — возразил я зло. — Вы вызвали «скорую», — поправил меня капитан. — Это одно и то же. — Не совсем. Может, вы думали, что она жива. Что ее еще можно спасти. — Так вел бы себя только сумасшедший. — Вовсе нет, — сказал капитан. — Большинство убийц совершенно нормальны. — Да, но я… — А нормальный человек, — прервал меня капитан, — в состоянии аффекта может стать убийцей. Потом, испугавшись, остывает, задумывается. Чаще всего сбегает. — Но я же не сбежал, — упорствовал я. — А другие, поприличнее, — не сбился с мысли капитан, — поддаются панике. Могут позвонить в больницу. Или к нам. Смотря по ситуации. — Так нельзя, — произнес я растерянно, — вы просто не имеете права так говорить! — Успокойтесь, пан Бичовский. Если ваша совесть чиста… Всегда, когда я влипал в какую-нибудь историю, это надолго выбивало меня из колеи. Совесть! Интересно, какая же у меня все-таки совесть. И какова ей цена. Вечером в постели я обычно снова проигрывал ситуации, из-за которых попадал в историю. И останавливал ленту воспоминаний всегда там, где нужно было сказать или поступить по-другому. Иначе не мог заснуть. И бывало, прокручивал все по три-четыре раза. — Допустим, пан Бичовский, пока наш разговор был чисто теоретическим. — Допустим. И эти свои ответы, когда я наконец доберусь до постели — если, конечно, вообще доберусь, — я тоже прокручу. — Значит, договорились? — сказал капитан. Одна из теней, которые двигались поблизости, отвела капитана в сторону. — Минутку, пан Бичовский. Я остался в кухне один. Усталость нарастала во мне несколько медленнее страха. Что они обо мне знают? Что знают о Зузанке? А вообще-то я капитана понимал и где-то даже ему сочувствовал. Выпутаться из скверной истории мне всегда было непросто. Капитан вернулся. — Итак? — Что? — спросил я. — Может быть, вы надумали что-нибудь новенькое, пан Бичовский? — Ничего нового я надумать не мог. — Посмотрим. — Пожалуйста, — усмехнулся я, — можете подключить ко мне детектор лжи. — Однако, — весело заметил капитан, — богатая же у вас фантазия! — С сыщиками я до сих пор был знаком лишь по книжкам. — И что, я вам не нравлюсь? — Не особенно, — сказал я. — Я вас никаким детектором не пугаю, — укоризненно произнес капитан, — так что вы могли бы быть повежливее. — А мне это поможет? — Еще как! Я за вас замолвлю словечко и буду носить вам в темницу шоколад с орехами. — У нас еще есть темницы? — Только для невежливых, пан Бичовский. Пай-мальчиков, которые ценят наш труд и не создают нам лишних хлопот, мы отправляем на ночь в отель «Ялта». — А у меня сейчас какие шансы? — У вас? — Капитан шутливо призадумался. — Ну, ночлег в отеле вам еще придется заслужить. — Хорошо поговорили, — сказал я. — Вот именно, — вздохнул капитан, — так как, ничего более интересного я от вас не услышу? Я пожал плечами. — Ладно. — Капитан, не вставая, повернулся к открытой двери в комнату: — Мирек, пойди сюда, составь с паном Бичовским протокол. — А до утра нельзя отложить? — спросил я устало. — Можно, — сказал капитан, — но вы мне так откровенно все выложили, что я боюсь, как бы до утра чего-нибудь не забыли. Я покорно кивнул, капитан поднялся, и на его место уселся бледный верзила с