которых в то время просто не было. Со временем спустя века выявился и другой недостаток, связанный с массовым потреблением берёзового сока: оказалось, что порой люди изводили на сок целые берёзовые массивы, губили большие леса.

Более привлекательным, приятным и манящим напитком стал со временем питный мёд. Его приготавливали из смеси ягодных соков, доведённых до состояния морса, с мёдом диких пчёл, а затем подвергали многолетней выдержке. Питный мёд вытеснил березовицу хмельную, как культовый напиток русских и финно-угорских язычников, но также долго не удержался на этой позиции в связи с принятием христианства на Руси и переходом русской православной церкви на культовый напиток Византии – греческое ароматное красное вино мальвазию, а затем, с XVIII века, на кагор, поскольку именно эти красные вина можно было отождествлять с так называемой «кровью Христовой».

Особенно были довольны такой переменой в использовании культовых напитков тогдашние правящие круги Киевской Руси – дружинники князя, его постоянные и временные воины, боярская верхушка и немногочисленное в то время, но уже влиятельное «управительство», т.е. государственный, чиновничий аппарат – тиуны, сборщики налогов, державцы в городской администрации и, конечно, тогдашнее купечество – «гости». Их радость по поводу изъятия мёда из разряда культовых напитков объяснялась тем, что мёд изымался из ведения языческих волхвов и им бесконтрольно смогли распоряжаться светские власти. Так мёд уже с начала XII века превратился в напиток преимущественно богатых и привилегированных людей, в напиток военных, который был предназначен не только для праздничного, но и для повседневного неограниченного употребления, если для этого у соответствующих лиц имелись материальные или властные возможности. Для купечества мёд стал с этих пор одним из главных источников дохода: почти весь мёд, скупаемый «гостями» как в природном, так и в питном варианте, шёл начиная с XII века на продажу в заморские страны, в Западную Европу.

Это была первая значительная «революция» в древнерусском обществе: во-первых, она потрясла умы народа с идеологической точки зрения – бывший священный, культовый напиток становился формально общедоступным несвященным, причём сосредоточивался в основном у богатой и властной части населения, т.е. приобретал черты классового напитка.

С другой стороны, этот напиток становился рычагом для внедрения и развития денежных отношений в дотоле абсолютно натуральном хозяйстве страны. Дело в том, что княжеская власть, учитывая то обстоятельство, что мёд стал преимущественно экспортным товаром и за него можно стало получать за границей деньги и покупать на них сукно, шелк, парчу, заморское оружие, посуду, вина, стала взимать дань и оброк со своих подданных в деньгах (гривнах, кунах, денежках), но за неимением денег у крестьянства одновременно разрешила замену выплат различных налогов мёдом, довольно хитро установив при этом весьма выгодный для себя «обменный курс», по которому выходило, что, уплачивая налог не деньгами, а мёдом, натурой, смерд более чем вдвое терял на этой «операции». Но иного варианта у смердов в то время не существовало.

Так на Руси возник впервые вместо культового напитка, предполагавшего, что пьянство есть редкое и исключительное состояние, связанное с особыми событиями в календаре, которые следует запомнить, другого рода напиток, который предполагал, что ничего святого на свете нет, что ты можешь быть пьян хоть каждый божий день, если только у тебя большая мошна и ты независим лично.

Иными словами, уже в начале XII века пьянство и разложение общества по социальному признаку оказались завязанными в один узел, и в умах простых людей сдвиг в ухудшении их социального положения стал отождествляться с одновременно появившейся возможностью беспрепятственного пьянства, что как-никак, а смягчало горечь от социальных невзгод, в то время как прежде этот процесс могли контролировать и регулировать только волхвы – верховные распорядители над хранилищами питного мёда, который, как культовый, священный напиток, был, конечно, бесплатным для всех, от князя до последнего смерда, и даже раба, но только во времена больших праздников в честь Перуна, Стрибога, Волоса и Дажбога.

Однако потеряв сразу, внезапно, чуть ли не в один день, статус почитаемого, священного культового напитка, мёд не превратился, как рассчитывала тогдашняя знать, в исключительный источник её дохода и в классовый, придворный, привилегированный напиток войска, богачей и властей разных уровней. Он превратился в национальный напиток и занимал это положение в течение четырех веков.

Дело в том, что уже в эту раннюю эпоху со всей силой обнаруживались те постоянно действующие факторы русской истории, которые практически сохраняли своё влияние на исторический процесс в России вплоть до XX века и без учёта которых любые мероприятия властей в России либо обрекаются на провал, либо постепенно трансформируются так, что их значение меняется.

Этими факторами были: обширность территории государства и редкое относительно этих пространств, хотя и значительное по численности, население. Отсюда, как прямое следствие, появлялись ещё два решающих фактора: слабость государственного контроля за событиями в стране, возможность проявления реальной власти князя во всей его силе только в столице, возможность и склонность периферийных районов страны либо не выполнять решения столичных властей, либо затягивать и видоизменять, нередко до неузнаваемости, выполнение этих решений.

Заставив киевлян креститься насильно («аще не обрящется кто заутра на реце, богат ли, убог ли, нищ или работник, – противен мне да будет»), «заганивая аки стада» киевлян в реку, князь Владимир осуществил акт крещения в Киеве и разжалование старых богов и культовых напитков в течение нескольких часов, не обращая никакого внимания на то, что народ «бяху безумнии, видяще богов древних сокрушение и погибель, плакаху по них и рыдаху», и, казалось, в столице вышел победителем этой первой русской феодальной «социально-идеологической» революции Х века. Но на широких пространствах страны, уже тогда простиравшейся от Западной Двины до Урала на севере и до Волги на востоке, победа христианства затянулась где на одно, а где и на полтора столетия. И поскольку русский народ привык всегда после кратковременных вспышек восстания сопротивляться глухо, упрямо и пассивно, то удобной формой сопротивления новой религии и поддержки волхвов, пытавшихся отстоять дофеодальные, патриархальные социальные отношения, стал саботаж населения лесных