которое он повелел поместить на всех выпускаемых им монетах — слово, давшее повод для сегодняшнего триумфа.

IVDAEA.

Иудея покорена.

Тем временем грохот барабанов стал громче — праздничная процессия приближалась, и вот в триумфальную арку вступил африканский слон. Он медленно и важно поводил из стороны в сторону хоботом, так что стоявшие вдоль Священной дороги люди могли его коснуться. На слоне сидели два нубийских раба, слаженно бившие в барабаны, прикрепленные к бокам исполина. За слоном неторопливо шли шесть весталок в белых одеждах, от которых, казалось, исходил искрящийся свет, словно эти жрицы богини Венеры были посланницами небес. За весталками двигалась колонна преторианцев в черных нагрудниках и фиолетовых шлемах. Это была гвардия императора, состоявшая из бравых высокорослых солдат, лучших воинов Римской империи. За гвардейцами шествовали сенаторы, всадники и члены венценосной семьи, все в пурпурных тогах, вытканных золотом. Между ними одна за другой катились повозки, груженные военной добычей — сказочными богатствами, вызывавшими восторг собравшейся публики. На повозках высились позолоченные статуи богов и богинь Востока, лежали россыпью индийские алмазы и изумруды, покоились увесистые куски драгоценного шелка, которым славилась далекая страна Сим. Рядом с повозками шли рабы в тяжелых золотых ожерельях из Галлии и Германии. Веспасиан был доволен: теперь в Риме оказались собранными сокровища, ради которых — чтобы только взглянуть на них — люди в прежние времена путешествовали по миру.

Римляне любовались сокровищами, но лишь один император знал, что большинство этих сокровищ народ более не увидит. Веспасиан твердо решил за счет военной добычи возвести в Риме новые величественные постройки. Позади Веспасиана на подиуме лежал тонкий мраморный лист с планом новых сооружений, включавших огромную эллипсоидную постройку. Когда последняя повозка прошла мимо подиума, Веспасиан перевел взгляд на дворец Нерона, Золотой дом, как его называли, в вестибюле которого стоял Колосс, огромная статуя ненавистного императора. Веспасиан принял решение разместить в бывшем дворце Нерона имперские учреждения, а рядом с Золотым домом построить огромный амфитеатр, предназначенный для развлечений народа. Это было хорошее, взвешенное решение: постройкой амфитеатра земли, которыми пользовался Нерон, купаясь в безмерной роскоши, передавались народу.

За повозками двигались карлики и уродцы, доставленные в столицу на потеху народа со всех концов Римской империи. Толпа, собравшаяся у Священной дороги, с любопытством разглядывала людей с луковицеобразными головами, уродцев со ссохшимися конечностями или пораженных диковинной слоновой болезнью. Одни карлики и уродцы шли сами, других несли на подставках, словно зажаренных поросят, приготовленных для пирушки. Среди уродцев выделялся диковинный человек с единственным глазом в середине лба, схожий этим дефектом с легендарным Циклопом. За уродцами катила небольшая квадрига, запряженная не лошадьми, а козлами. Квадригой правил одетый греческим богом карлик в огромном, не по голове, парике золотистого цвета; с шеи карлика свешивался плакат со словами damnatio memoriae — «проклятой памяти». Это была пародия на ненавистного Нерона. Квадригу толпа встретила язвительными возгласами, шутками, смехом. Император последовал примеру толпы и громко расхохотался — он не отделял себя от народа. Веспасиан ликовал: вот он, долгожданный триумф, да нет, не триумф, а гораздо больше того — событие исторического масштаба.

Тем временем в арке показались два всадника, оба в лавровых венках, как и Веспасиан. Это были Тит и Домициан, сыновья императора. Толпа встретила их громом аплодисментов, после чего наступила полная тишина: за всадниками в триумфальной арке показались быки, запряженные в передвижные сценические площадки, каждая с высоким, расписанным по-своему задником, на фоне которого легионеры и пленники разыгрывали драматические сценки из недавно закончившейся войны. Все взгляды устремились на сценические площадки. Вот сельская местность, преданная римлянами огню и мечу. Вот легионеры с помощью стенобитных орудий пробивают брешь в крепостной стене, а защитники крепости атакуют неприятеля сверху. Вот поле сражения, устланное погибшими вражескими солдатами. Вот иноземный храм в клубах дыма и пламени. А вот одержавшие победу легионеры маршируют по превращенному в развалины городу, рядом пленники в кандалах и повозки с добычей. Сцены опустошения были настолько яркими, что римляне, хотя и отличались жестокостью нравов, рассматривали живые картинки в полном молчании и зашумели только тогда, когда повозки со сценическими площадками удалились.

За ними по Священной дороге под охраной легионеров шли пленники, скованные цепями, — мужчины, женщины, дети. На мужчинах были алые одеяния, скрывавшие рапы, полученные в бою. Пленные в таком виде казались серьезными, нешуточными противниками, одолеть которых было непросто. Веспасиан наклонился и устремил на них сосредоточенный взгляд. Эти пленники не походили на дикарей, которых он лично доставил в Рим несколько десятилетий назад после завоевания Южной Британии. Иудеи — люди иного сорта. Правда, его информатор Иосиф Флавий, иудей, перешедший на сторону римлян, сообщал, будто иудеи сочли, что их города и святилища разрушены римлянами по повелению Бога в отместку за моральное разложение. Но, глядя на пленных, Веспасиан пришел к мысли, что это — гордые люди, не тронутые раскаянием — они шли навстречу кончине с высоко поднятой головой. Среди пленных выделялся красивый, представительный человек с окладистой бородой, показывавший всем своим видом, что он презирает смерть. Это был Симон, предводитель восстания иудеев. Когда Симон проходил мимо подиума, он устремил на императора жгучий взгляд, заставив Веспасиана поежиться и даже почувствовать сожаление, но император быстро избавился от этого постыдного чувства.

Веспасиан перевел взгляд на триумфальную арку. Вот-вот должны показаться сказочные сокровища из Иерусалимского храма, о которых ему говорил Иосиф. А вот и они. Эти сокровища не везли, поместив в повозки, их несли на руках, отдельно каждую вещь, чтобы ее было можно как следует рассмотреть. Веспасиан увидел священный занавес, предназначавшийся для укрытия алтаря от остальной части Иерусалимского храма, роскошные одежды иудейских священнослужителей, украшенные сверкающими камнями, скрижали с «иудейским законом», который Иосиф называл Пятикнижием. За скрижалями несли многочисленные чаши, подносы, сосуды для омовения, все из чистого золота. Затем