всяком случае не были скучны. По этим рассказам выходило, например, что двое клерков, заработав игрою на бирже двадцать тысяч франков, промотали их в полтора месяца с двумя продавщицами перчаток. Сын одного из богатейших парижских банкиров предложил знаменитой белошвейке ложу в Опере и загородный дом, от которых она отказалась, предпочитая ухаживать за родителями и блюсти верность приказчику из «Двух обезьян». Некто, не названный по имени и принужденный из-за своего высокого положения окружать себя величайшей тайной, посещал вышивальщицу с проезда Нового моста, которую потом внезапно похитили по распоряжению свыше, усадили ночью в почтовую карету, сунули ей бумажник, набитый банковыми билетами, и отправили в Соединенные Штаты, и т. д.

— Довольно, — сказал Марсель. — Все это нам известно. Зели́ сочиняет, а мадмуазель Мими (так звали мадмуазель Пенсон в дружеском кругу) просто недостаточно осведомлена. Ваши клерки, прыгая через лужи, заработали только ревматизм; ваш банкир преподнес всего-навсего лишь апельсины, а ваша вышивальщица так далека от Соединенных Штатов, что ее можно навещать ежедневно от двенадцати до четырех в Доме призрения, куда она переселилась из-за отсутствия съестных припасов.

Эжен сидел возле мадмуазель Пенсон. Ему показалось, что при этих словах, сказанных с полным равнодушием, она побледнела. Но почти сразу же поднялась, закурила папироску и непринужденно заявила:

— А теперь помолчите! Прощу слова я. Раз сеньор Марсель не верит сказкам, я расскажу быль, et quorum pars magna fui^[2].

— Вы говорите по-латыни? — удивился Эжен.

— Как видите, — ответила мадмуазель Пенсон. — Это изречение перешло ко мне от дядюшки, который служил в армии великого Наполеона и всякий раз, когда собирался рассказать о каком-нибудь сражении, не забывал произнести эти слова. Если вы не понимаете, что они означают, могу бесплатно просветить вас. Они означают: «Даю вам честное слово». Итак, да будет вам известно, что на прошлой неделе мы с подругами Бланшет и Ружет отправились в Одеон.

— Подождите, пока я разрежу пирог, — прервал ее Марсель.

— Режьте, но слушайте, — возразила она. — Итак, мы с Бланшет и Ружет пошли в Одеон смотреть трагедию. Вы знаете, что Ружет совсем недавно похоронила бабушку и получила в наследство четыреста франков. Мы взяли ложу бенуара. В партере сидели трое студентов; они оглядели нас и под предлогом, что мы одни, пригласили ужинать.

— Так, с места в карьер? — спросил Марсель. — Нечего сказать, учтиво. Надеюсь, вы отказались?

— Нет, сударь, мы согласились и в антракте, не дожидаясь конца пьесы, отправились к Вьо.

— С кавалерами?

— С кавалерами. Гарсон, конечно, прежде всего объявил, что у него уже ничего нет, но нас таким приемом не испугать. Мы велели закупить в городе все, чего не оказалось у Вьо. Ружет взяла перо и заказала настоящий свадебный ужин — креветки, сладкий омлет, пирожки, ракушки, меренги, все, что только можно было придумать съедобного. Надо сказать, что наши юные незнакомцы при этом слегка поморщились…

— Тут поморщишься! — вставил Марсель.

— Но мы не обратили внимания. Когда начали подавать, мы принялись разыгрывать избалованных дам. Ничего-то нам не нравилось, все было невкусно. Стоило принести какое-нибудь блюдо, как мы отправляли его назад и требовали другое. «Гарсон, уберите, это же несъедобно, откуда вы взяли такую гадость?» Наши незнакомцы с удовольствием поели бы, но им это не удалось. Словом, мы поужинали так, как обедал Санчо, а гнев наш дошел до того, что мы даже побили немного посуды.

— Миленькое поведение! А как расплачиваться?

— Именно этот вопрос и задали себе незнакомцы. Из их перешептывания выяснилось, что у одного было шесть франков, у другого — несравненно меньше, а у третьего оставались лишь часы, которые он великодушно тут же извлек из кармана. Засим несчастная троица отправилась к хозяину, чтобы добиться какой-нибудь отсрочки. И как вы думаете, что им ответили?

— Я полагаю, — подхватил Марсель, — что вас оставили в качестве залога, а их отправили в кутузку.

— Ничуть не бывало, — ответила мадмуазель Пенсон. — Прежде чем пройти в кабинет, Ружет все рассчитала и заранее за все заплатила. Представляете их изумление, когда Вьо ответил: «Господа, за все заплачено!» Наши незнакомцы вытаращили на нас глаза, как три дворняжки на трех епископов, с жалостным изумлением и чистейшей нежностью. Мы же притворились, что ничего не замечаем, вышли и наняли фиакр. «Дорогая маркиза, — обратилась ко мне Ружет, — надо отвезти этих господ домой». А я ей в ответ: «С удовольствием, дорогая графиня». Наши несчастные обожатели уже не знали, что и говорить. Ну и дурацкий у них был вид! Они отказывались от нашего любезного предложения, не желали, чтобы их отвезли, пытались скрыть свой адрес… Еще бы! Они были твердо уверены, что имеют дело со светскими дамами, сами жили они на улице Кота-рыболова!

Студенты, приятели Марселя, которые до сего времени лишь молча курили и пили, казалось, были не в восторге от этой истории. Лица их омрачались; возможно, они могли порассказать о злополучном ужине не меньше, чем мадмуазель Пенсон, ибо они тревожно взглянули на нее, но тут Марсель, смеясь, сказал:

— Маски долой, мадмуазель Мими! Дело это прошлое, так что вреда вы никому не причините.

— Ни за что, господа! — возразила гризетка. — Можно подурачить человека, по испортить ему репутацию — ни за что!

— Вы правы, — поддержал ее Эжен, — и поступаете разумнее, чем, может быть, сами сознаете. Почти у всех этих молодых людей, которые наполняют учебные заведения, есть в прошлом какой-нибудь проступок, какое-нибудь безрассудство, а ведь именно из их числа Франция ежедневно черпает своих лучших, самых достойных людей — врачей, государственных деятелей…

— О, конечно, — подхватил Марсель. — Истинная правда! Среди них есть даже будущие пэры Франции в зародыше, которые столуются у Фликото и не всегда могут заплатить за обед. Но, — добавил он, подмигнув, — вы больше не видели своих незнакомцев?

— За кого вы нас принимаете? — со строгим, почти оскорбленным видом спросила Мими Пенсон, — вы же знаете Бланшет и Ружет! Надеюсь, вы не думаете, что я сама…»

— Ну, ну, не сердитесь, — прервал ее Марсель. — Но в общем, что за безрассудная затея! Три сумасбродки, которым завтра, быть может, не на что будет пообедать, бросают деньги на ветер только для того, чтобы подурачить трех бестолковых юнцов.

— А зачем они приглашают нас ужинать? — возразила Мими.

IV

Вместе с пирогом явилась во всем своем блеске единственная бутылка шампанского, которая должна была послужить