мозга. Пути к решению проблемы намечены. И я верю, наступит время, когда не станет больше неодаренных, серых людей. Произойдет полный расцвет личности. Гениальность станет уделом большинства…

— Сомневаюсь что-то. Только представь: миллион Пушкиных, два миллиона Эйнштейнов, три миллиона Эдиссонов… Каким же надо быть сверхгением, чтобы разобраться в трудах такой армии мудрецов!

— М-да! Тут действительно надо подумать. Но не будем впадать в вульгаризацию. Действительность окажется, несомненно, и сложнее, и проще, чем мы можем сейчас представить.

— И потому вернемся к сегодняшним дням.

— Вернемся. Так чего мы пока достигли? Хотя нет, еще чуточку теории. Иначе не поймешь. Есть предположение, что главную роль в нашей нервной системе играет химическая регуляция передачи возбуждения от одной клетки к другой. Известны вещества, которые вызывают у людей симптомы психических заболеваний — так называемые психотомиметики, или фантастики. Видимо, они приводят к тончайшим молекулярным сдвигам в организме, и четкая нервная система разлаживается. А нам удалось найти вещества, вызывающие реакцию иного рода. У человека наступает состояние, при котором он начинает проявлять необыкновенные способности. В частности, создан препарат, искусственно создающий явление гипермнезии. Я не случайно начал с него — этот этап сейчас наиболее разработан. Если ввести в кровь наш С-41, происходят форменные чудеса. Можно по желанию вспомнить в мельчайших подробностях любой из прожитых тобой дней, чуть ли не с младенческого возраста, Можно наизусть цитировать все, когда бы то ни было читанные тобой книги, вспоминать лица случайно встреченных людей. Примерно через сутки человек приходит в свое обычное состояние и чувствует себя прекрасно. Пока практический смысл нашей работы, как сам понимаешь, невелик. Но зато следующий этап…

О следующем этапе профессор рассказать не успел. Дверь отворилась, и вошел высокий бледный человек в темных очках.

— Извините за беспокойство, — сказал он. — Но мне очень нужно видеть вас, товарищ Сергунин.

— Вы, конечно, из газеты? — плотоядно спросил профессор.

— Ничего подобного. По личному делу.

— Тогда выкладывайте. И побыстрее — у меня мало времени.

— Дело у меня простое. Вы, как мне известно, проводите опыты по воздействию на человеческую память. Для них нужны добровольцы. И я хотел бы предложить вам свои услуги.

Профессор склонил голову набок, вытащил из кармана очки и стал рассматривать через них посетителя. Геолог успел заметить — в глазах его друга мелькнула едва уловимая хитринка.

— Так. А что вас привело сюда, смею спросить?

— Интерес к науке.

— М-да. Значит, надеетесь на славу?

— Я не думаю о ней. Наоборот, буду просить, чтобы мое имя нигде не упоминалось.

— Между прочим, с кем имею честь?

— Вы не знаете меня. Я инженер, работаю в одном научно-исследовательском институте. Фамилия моя… — посетитель чуть замялся, — Корнев. Если нужно, готов выполнить любые формальности. И заранее согласен на все ваши требования.

Профессор встал из-за стола, прошелся по кабинету, словно не замечая вошедшего. И вдруг остановился прямо перед ним. Его круглая голова оказалась на уровне груди посетителя, и Сергунину пришлось смотреть снизу вверх. Неестественно большие глаза за толстыми стеклами очков выражали явную насмешку.

— Люди нам нужны, — медленно, растягивая слова, сказал он. — И именно добровольцы. Но вам… — он сделал театральную паузу, — вам я категорически отказываю!

— Почему?

— По одной простой причине, уважаемый Александр Петрович. Потому что вы — это вы. Между прочим, к чему вам понадобился такой маскарад?

На бледном лице посетителя выступил румянец. Он нервно снял светофильтры, сунул их в боковой карман.

— Действительно чепуха получилась, — сказал он. — Но я не думал, что вы меня так сразу узнаете.

Геолог, почуявший что-то необычное, поднялся.

— Сиди, — остановил его профессор. — Даже лучше, если при разговоре будет свидетель. А то я человек горячий, могу наговорить черт знает что. Итак, познакомьтесь, — повернулся он к посетителю, — мой друг детства Виктор Филиппов. Так сказать, разведчик недр. А это — Александр Петрович Белов. Не Корнев, а именно Белов, Тот самый. Член-корреспондент, дважды лауреат и все такое прочее. Садитесь, пожалуйста, академик. Так, чти же все-таки привело вас ко мне?

С минуту продолжалось молчание. Потом Александр Петрович заговорил — негромко, не поднимая глаз. Видно, он все еще чувствовал себя очень неловко.

— Я буду откровенен. Хотел схитрить, да только плохой из меня конспиратор. Дело вот в чем. При неожиданном пожаре в лаборатории погибла моя рукопись. Очень важная. Результат восьмилетнего труда! Не буду сейчас говорить — да и права такого не имею, — о чем в ней идет речь. Но работа имеет большое значение и для науки, и для практики. Это не только мое личное мнение, и я просто констатирую факт. К тому же в моем положении не до ложной скромности, и приходится называть вещи своими именами. Думаю, создалось такое положение, что может затормозиться развитие целой отрасли современной физики. Десятки, сотни людей ждали этого исследования! Но рукопись существовала в единственном экземпляре. По понятным, надеюсь, причинам все черновики уничтожались. И теперь нет ничего, что помогло бы восстановить текст.

— Понял вас, — сказал профессор. — Вы хотите принять наш препарат и вспомнить каждую строку рукописи. В принципе вещь возможная. Мои студенты до мельчайших подробностей воспроизводили свои конспекты годичной давности. Даже грамматические ошибки.

— В рукописи было около трехсот страниц, причем три четверти текста — математические выкладки.

— Ерунда. Один из испытуемых прочел таблицу логарифмов и полностью ее вспомнил.

— Значит, вы мне поможете…

— Ничего подобного. Не выйдет номер.

— Тогда я не понимаю…

— И напрасно! Видите ли, дорогой Александр Петрович, вся беда в том, что наш препарат еще недостаточно изучен. В большинстве случаев он действует безотказно и совершенно безвреден. Но отмечены и совершенно необъяснимые отклонения.

— Сколько было неудач? — быстро спросил академик.

— Мы провели всего 97 опытов. 96 закончились благополучно. Но один раз — в опыте № 53 — случилось несчастье. Вместо гипермнезии у испытуемого наступила полная амнезия. Иначе говоря, человек совершенно потерял память, перестал существовать как личность. Его пришлось всему учить заново, начиная от родного языка. К сожалению, вернуть прежнее «я» больному так и не удалось. И мы до сих пор ничего не можем сказать,