воинств и отправить их на крокодилов. А сам понемногу занимался боезапасом. Вооружение нашей армии, насчитывавшей четыре сотни человек, доверия у меня не вызывало. Без лишнего шума я мастерил копья длиннее обычных, с более крепкими наконечниками, легко пробивавшими щиты имевшегося на вооружении образца. И надеялся, что крокодилью шкуру они тоже проткнут без труда.

Как-то, посчитав, что отыскался удобный предлог, я посетил вождя и заявил ему:

— Благородный вождь! Выслушай своего верного колдуна. Наше прекрасное племя, членом коего я имел честь стать, под твоим правлением переживает счастливейшие времена. Если дожди пройдут вовремя — а я не устаю молить о том Аквавита и получил на то его благословение, — племя наше обретет великий достаток. Фасоли хватит не только воинам, но даже их младшим женам. Травы для коз будет столько, что молоком ты сможешь наделять не только свою семью и меня, недостойного слугу твоего, но и старейшин племени. Ты велик, о вождь, а я, твой скромный колдун, не жалею сил, чтобы возвеличить тебя еще более, на все времена.

Балунга, жуя жареную фасоль, которую услужливо подавала одна из его жен, благосклонно кивнул. — Я продолжал:

— От наших славных и неустрашимых воинов слышал я, что на том берегу реки есть горькое озеро. Там найдем мы соль, и она усилит твое могущество. Так что нужно переправить воинов на тот берег.

Балунга сплюнул шелуху, глянул на меня лениво и изрек:

— Крокодилы. Там полно крокодилов. Никто на тот берег не попадет, даже ты, колдун, со своим метателем молний.

Я не собирался так легкомысленно расходовать последний патрон; вообще не собирался лично участвовать в столь рискованной экспедиции. Довольно с меня. Я лишь хотел растолковать вождю свой план. Но Балунга прервал:

— Понятия не имею, зачем тебе понадобилось это горькое озеро. Пить из него нельзя, коз поить тоже нельзя.

— Благородный вождь! — сказал я. — Дело, не в горькой воде, а в соли, которая в воде растворена.

— А зачем нам эта соль?

Я с жаром сказал:

— Если добавить ее к еде, получится яство, достойное самого Аквавита.

— Мне и так наша еда нравится, — пожал он плечами, зачерпывая горстью фасоль. — А если тебе, колдун, она не лезет в глотку, старейшины с удовольствием разделят с тобой твою порцию.

Дело принимало плохой оборот. Как бы я ни превозносил соль, ясно было: никто ради нее не пойдет драться с крокодилами, даже слепыми и беззубыми. Нужно было заходить с другого конца. Модернизированных копий в моем тайнике хватало, но не было пока что идеи, во имя которой воины Балунги могли бы ринуться в бой. Однако такая идея у меня уже родилась, и я собирался подкинуть ее Балунге.

— Благородный Балунга! Разве крокодилы — уважительная причина для того, чтобы племя наше ограничивало себя в еде и пастбищах? Наши женщины ковыряются на бесплодных почти грядках, козам не хватает травы, а у берега — плодородные земли, на которых можно собирать богатые урожаи; а сочной травы там столько, что стадо коз мы могли бы увеличить троекратно.

Балунга кивком отослал жену. На его лице явственно обозначилось усилие. Это свидетельствовало, что вождь размышляет. Длилось это недолго. Он изрек:

— Я сам о том думал, колдун. Ты прекрасно знаешь, какое место в мыслях моих занимает забота о достатке племени моего. Нынче другие времена, и молодые воины не хотят есть абы что, желают иметь то же, что и старейшины, — хотя не хватает молодым заслуг и прожитых лет. Но одними лишь женскими трудами мы не в силах обеспечить достаток. Ты должен, колдун, растолковать молодым: если хотят жить в довольстве, пусть-ка тоже возьмутся за работу. Пусть отложат копья и щиты — все равно они с охоты ничего почти не приносят — и примутся корчевать джунгли. Будет больше земли, значит, больше фасоли и коз.

— Твоя необычайная мудрость, великий Балунга, приводит меня в трепет. Ничто не укроется от твоего ума и взора. Ты смотришь дальше нас всех и видишь больше. И я сразу понял, что ты испытывал меня, притворяясь, будто решил отменить славные традиции нашего племени. Разве можно посылать воинов корчевать джунгли? Разве хватит у нас запасов, чтобы дождаться, пока отвоеванная у джунглей земля уродит во славу Аквавита и твою, великий вождь? Знаю, что обо всем ты и сам думал и хотел испытать меня, слугу твоего недостойного, но доверенного. Сразу я понял хитрость твою. И сообщили мне таинственные силы, коим я служу столь же ревностно, как и тебе, что в душе ты уже решил отдать приказ идти войной на крокодилов. Сообщили мне они, что днями и ночами ты размышлял о том ради блага народа своего. И говорю тебе, вождь, — настал час воплотить в жизнь твои великие замыслы. Когда уничтожим крокодилов, могущество твое станет безграничным. Даже Амелунга, если не стал он еще поживой крокодилов, отдастся под власть твою. И будешь ты властелином над обоими берегами реки, а я, твой верный слуга, стану крепить веру в нашего могучего Аквавита, и Аквавит еще милостивее станет к тебе. Пришло время, о вождь, показать твое подлинное величие.

Моя речь произвела на него столь сильное впечатление, что он забыл о фасоли. И снова с усилием принялся размышлять. После долгого молчания изрек:

— Ты прав, мой верный колдун. Ты прочитал мои мысли. Возвращайся к своим занятиям, а я вскоре вынесу решение с присущим мне умением.

На всякий случай я навел порядок в тайном складе оружия, потом отправился провести санитарную инспекцию хижин. Молодые воины все более охотно следовали моим поучениям и чаще пользовались мылом. Будь у меня хоть горсточка соли, они быстро поняли бы и превосходство соленой пищи над пресной. В их хижинах меня принимали не в пример радушнее, чем у стариков, — те относились ко мне со смешанным чувством страха и неприязни. Я знал: если Балунга прикажет идти на крокодилов, молодые отправятся с песней на устах. Но и старики, не имея другого выхода, подчинятся.

В тот же вечер меня вызвал Балунга, и я с порога понял, что дела не блестящи. Балунга упорно не смотрел мне в глаза, сидел весь потный. Меня он боялся, но еще больше боялся ввязываться в рискованные предприятия. Я все понял, но промолчал. Ждал. Наконец он жестом пригласил меня сесть по его правую руку и сказал:

— Мой почтенный колдун! С присущим мне благоразумием я обдумал все и пришел к выводу: если мы отправимся на крокодилов и не победим их, я потеряю жен, хижину и, главное, жареную фасоль, без которой жить не могу. Поражение наше все расценят как немилость Аквавита к его верному слуге, вождю Балунге. Поставят нового вождя, а меня свергнут. Мы долго живем на этой земле, кою в милости своей подарил нам Аквавит. Зачем же