Петрова

XIV. НАРОДНЫЙ МОТИВ

Томим бесконечной истомой

богемский народный мотив.

Мечтанья немые пленив,

лелеет он грустью знакомой.

Дитя его тихо поет,

трудясь над картофельной нивой,

и ночью он песнью тоскливой

во сне моем снова встает.

И если брожу, одинокий,

вдали, на чужбине — опять

в уме начинают звучать

давно позабытые строки.

Перевод А. Дейча

XV. ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР

Румяный вечер — весь в жару,

как будто болен лихорадкой.

Щекой горячею к одру

склоняясь, шепчет он украдкой:

«Я скоро, кажется, умру…»

В кустах — молитвенный покой.

Уже светляк, послушник истый,

зажег лампаду над травой;

и роза носит золотистый

венец, как маленький святой.

Перевод А. Биска

XVI. НОЧНАЯ КАРТИНКА

У театра стало тише.

Лишь фонарь бросает свет

и глядится фатом в крыши

лакированных карет.

И мигают все короче

свечи. Полночь глубока.

Как заплаканные очи,

светят окна чердака.

Перевод С. Петрова

XVII. ИЗ ЦИКЛА «ВИГИЛИИ»

I

Покой, в полях сереющий,

душа моя не спит;

как парус пламенеющий,

вдали закат горит.

Дремотная вигилия!

Ночь ластится к реке;

и месяц белой лилией

расцвел у ней в руке.

Перевод Т. Сильман

I

Спит поле в блеклом саване,

лишь сердце — на часах.

Проходит вечер в гавани

на красных парусах.

О стража полусонная!

И ночь невдалеке.

Как лилия склоненная,

луна у ней в руке.

Перевод С. Петрова

III

Слышишь, мимо нас во мгле

ночь прошелестела?

Лампа на моем столе

как сверчок запела.

А на полке — корешки

радужной раскраски —

словно зыбкие мостки

в мир волшебной сказки.

Перевод Т. Сильман

III

Молча ночь идет шажком

в тишине привольной,

только цыркает сверчком

ночничок настольный.

Строем золоченых свай

вбиты в полку томы —

то ведет в волшебный край

мостик мой знакомый.

Перевод С. Петрова

XVIII. ИЗ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ

Лето. Праздничная Голька…

Я — мальчишка. Из окон

резвая несется полька,

воздух солнцем напоен.

Воскресенье. Мне Елена

вслух читает… Как кротка!

Лебедями Андерсена

проплывают облака.

Сосны-стражи смотрят зорко,

луг цветущий стерегут,

а на улице под горкой

слышен смех и там и тут.

Что за шум? Бежим к ограде:

хохот, пенье — не поймешь…

В летнем праздничном наряде

веселится молодежь.

Все на танцы! Вальс и полька!

Солнцем все освещено…

Лето. Праздничная Голька…

Это было так давно…

Перевод Т. Сильман

XVIII. В ДЕТСТВЕ

Лето детское на Гольке

и далеко, как сквозь сон.

Из трактира звуки польки.

Воздух солнцем нагружен.

Вслух читает мне Елена,

облака же вслед за ней,

как из сказки Андерсена,

стая белых лебедей.

Сосны темные на страже

в травах расписных стоят.

Смех доходит с улиц даже

к нам в беседку, в тихий сад.

Так и манит нас к ограде

глянуть за нее хоть раз.

Это в праздничном наряде

парами идут на пляс.

Парень что-то шепчет хольке

счастьем солнечным согрет…

Лето детское на Гольке.

Воздух трепетен, как свет.

Перевод С. Петрова

XIX. МАЛЕНЬКИЙ «DRÄTENIK»

Мальчишка-жестянщик так молод,

товар у него за спиною,

он все плетется за мною:

«Ох, сударь, извел меня голод!

Вот сито, а вот мышеловка,

за krajcar отдам и жестянку,-

хоть хлеба купить, milost' pänku» —

и кланяется неловко.

Да, денег у парня не густо,

а в кухне он чует жаркое,-

лудить-то приносят пустое,

оттого в животе его пусто.

Перевод Т. Сильман

XX. ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО

Дворянский дом с его широким скатом,

мне мил каменьев этих блеск тенистый,

булыжный вход по ступеням щербатым,

в углу фонарь уныло-маслянистый.

А голубок на выступе оконном

все пыжится глядеть сквозь шелк гардины,

и ласточки гнездятся над балконом,

дописывая прелести картины.

Перевод С. Петрова

XXL. У СВЯТОГО ВИТА

Он — прахом пахнущий старик,

но мил мне храм глубоколонный,

в котором у любой колонны

свой слышен зодческий язык.

Соседний домик — в завитках,

там купидоны в умиленье,

а рядом готика моленья

возносит на худых руках.

Мне casus rel понять легко.

Сравненье из былого взято:

собор напомнил мне аббата,

а домик — даму рококо.

Перевод С. Петрова

XXII. ИЗ ЧЕРДАЧНОГО ОКНА

Вон купола — то желуди, то груши

рассыпаны по городу сторицей.

К столице чернотелой и столицей

прижался вечер. Шепот их все глуше.

А в самой дали, в вышине уныло,

как рожками, припавши звонниц парой,

храм Богородицы улиткой старой

сосет из неба синие чернила.

Перевод С Петрова

XXIII. НОЯБРЬСКИЙ ДЕНЬ

Осень этот день в клубок смотала.

Он клубится, медленный и сонный.

Хор в тумане слышен похоронный

из глубин соборного портала.

Мокрый дым на крышах спит. И твердо

ветер, словно органист, в камине

на помин души, усопшей ныне,

взял заупокойные аккорды.

Перевод С. Петрова

XXIV. ЗИМНЕЕ УТРО

Свисает водопад застылый,

и стынут галки на пруду.

Горьмя-горит ушко у милой,

от ней проказ я нынче жду.

Целует солнце нас. Минором

сучки и веточки звенят.

Идем, и подступает к парам

ядреный утра аромат.

Перевод С. Петрова

XXV. ЦАРЬ ВЕЧЕР

Как древле нес младенцу смирну

царь Валтасар, подъяв потир,

так нынче в багрянице мирной

грядет Царь Вечер в этот мир.

И вот звезда его уводит,

как прежде, вдаль, где снова он

у холма Матерь Ночь находит,

а сын у ней в объятьях — Сон!

Как волхв, подносит в умиленье

Царь Вечер, золото ему,

и нам елеем искупленья

младенец льет его в дрему.

Перевод С. Петрова

XXVI. ПО-ОСЕННЕМУ

А воздух — словно в комнате больного,

где смерть уже дежурит у дверей.

На крышах мокрых отблески багровы,

как блики угасающих свечей.

Хрипит