поймал.

Тетя Катя шлепнула Витьку.

— Лубашка задымила, — невозмутимо продолжал Витька, — я тушу, а она дымит. Я лубашку в дупло — и побежал.

Тетя Катя еще раз шлепнула Витьку.

— Убежал я… Вон он стоит, а конфетку не отдает. Гелка, отдай конфетку!

Тетя Катя шлепнула Витьку еще раз.

— Пло пожал я Вовке сказал. А тот длаться стал. Гелка, когда конфетку отдашь? А то пло все секлеты лассказу…

Тетя Катя вытащила Витьку из круга и повела домой. На всю деревню раздался пронзительный рев.

Все вдруг весело рассмеялись.

Алешка протиснулся к отцу:

— Папа! Дядя Петя! Таратута обманул нас! Дика нет, а вы деньги отдали!

— Не беспокойся, — сказал дядя Петя. — Дик найдется. — Он открыл дверцу, сел за руль. — Поехали!

Но мой и Алешкин отец отказались ехать в машине. До дома недалеко. Можно и пешком дойти. А мы с Алешкой сели. Дядя Петя повернул ключ зажигания, но на стартер не нажал. Из маленького ящичка, куда шоферы обычно кладут бутерброды, он достал оранжевый конверт и протянул его нам. На нем крупными буквами было выведено:

Совершенно секретно.

Беркуту и Чайке.

Мы схватили конверт и выпрыгнули из автобуса.

Рассказ двадцать первый КОНЦЕРТ ДЛЯ КОНТРАБАСА С СОБАКОЙ

— Не понимаю, зачем мы привозили в деревню холодильник? — разводил руками папа.

— Как зачем? А где бы ты продукты хранил? — спрашивала мама.

— В погребе… Говорят, они там лучше хранятся…

— Кто говорит?

— Не помню. Где-то слыхал, а, может, читал…

— Читал?

— Наверно, читал…

— Ох, Павел, Павел, — укоризненно закачала головой мама. — В следующий раз про все интересные сообщения мне говори. Зря не пишут. А холодильник в деревне и в самом деле ни к чему. Привезем льду… Павел, а где лед для погреба покупают?

Папа развел руками:

— Не знаю…

— Вот, вот… Какие же вы, мужчины, непрактичные!..

Герман, что ты там делаешь с контрабасом?

— Ремонтирую… — откликнулся я.

— Ремонтируешь? Зачем?

— Нина, — сказал папа и что-то зашептал маме на ухо.

Мама наклонила голову и широко раскрыла глаза.

— Ты думаешь, ничего особенного не произойдет?

— Нет, не произойдет… Вернее произойдет, но это особенное особое.

Мама приложила ладонь к папиному лбу.

— Ну, раз ты так считаешь… а я давно твержу, что отцы должны активнее вмешиваться в воспитательный процесс… раз ты уверен, пусть идет.

Я навострил уши. Неудобно, конечно, прислушиваться к чужому разговору, но ведь речь-то о моем воспитании идет.

— Герман, меня просили… э-э-э… мне сказали… — папа осекся и тут же поправился, — в общем, если у тебя есть желание погулять, то пожалуйста.

Вот это здорово! Папа узнал о моем желании. Это было не только желание, но и приказ, который мы получили. А написано так:

Совершенно секретно.

Беркуту и Чайке.

Как только над сосной повиснет луна, сядьте под ней и сыграйте концерт для контрабаса.

ЦПК.

Я во все глаза следил за луной. Чуть из окна не выпал, а она все цеплялась за деревенские ивы да тополя и не торопилась за околицу.

На улице раздался тихий свист.

Я пошире отворил окно и подал Алешке контрабас. Можно было выйти через дверь, но я все равно через окно выпрыгнул — так интереснее.

— Ты думаешь, зря вызывали? — спросил Алешка.

— Не знаю.

— Не зря. Испытания хотят устроить.

— Ночное?

— Ага, ночное. Вот только какое, не знаю. Всю книгу перелистал, а какое, так и не нашел… Может, на испуг взять хотят?

— Как это — на испуг?

— Сядем под сосной, а сверху чем-нибудь шарахнут… Потом посмотрят, что от нас осталось…

— Кто посмотрит?

— Из ЦПК…

— А разве они ночью проводят испытания?

— Проводят… И днем проводят, и ночью…

Мы шли по освещенной луной дороге, напрягая все силы, чтобы не ударить контрабас.

— А может, не на испуг, а на невесомость хотят испытания провести? — ломал голову Алешка.

— А как — на невесомость? — сбавив шаг, спросил я.

— Очень просто… Ты же знаешь, что в космосе все предметы тяжесть теряют… Они не лежат там, а плавают… Их надо привязывать или гайками прикручивать… Иначе они в кабине по воздуху летать будут… Так же и с космонавтами… Им все равно, как работать: что вверх ногами, что вниз головой… Такое испытание обязательно надо сделать…

— А как?

— Проще простого… Возьмем веревки… Привяжем к рукам и ногам… Потом каждый конец за дерево зацепим… Разумеешь?

— Ага… Я в книгах читал про такие пытки.

— Это не пытки, а испытания… Привяжемся и повисим, как в невесомости…

— Так ведь руки-ноги выдернутся?

— Не выдернутся!.. А если выдернутся, в космос не возьмут… Это очень важное испытание!

Я вздохнул. Ну что ж, надо так надо! Только и от английского и от математики ты у меня не отвертишься!

Дошли до сосны. Глянули на луну. Она вот-вот за макушку заденет.

Я поставил контрабас на землю и тронул струны.

Звук, конечно, не классический. Дребезжащий. Но что поделаешь? Сами виноваты.

Еще раз тронул. Алешка озирался по сторонам, прислушивался.

— Герк, — прошипел он. — А может, нас разыграли?

— Кто?

— Не знаю, но только луна с макушки съезжает, а ничего нету.

— А что должно быть?

— Не знаю. В приказе не написано. Но ведь что-то должно же быть? Что же ты не играешь?

— Надоело.

— Играй, раз приказано.

Я провел смычком по струнам и прислушался. Мне показалось, что в деревне раздался собачий вой.

Я провел по струнам посильнее.

— Алешк?

— А?

— Слышишь?

— Не-е-е… Ну-ка, ну-ка, погромче играй… погромче… шибчее!!!

— Он! Дик!!! — закричал Алешка.

— Дичок!!! — подхватил я.

— Дикуша!!! — шумели мы на всю округу.

По дороге мчался Дик. Он добежал до сосны, остановился на миг, как бы раздумывая, подбегать к нам или нет, а затем бросился к Алешке.

Дик скулил, ворчал и лаял, крутил головой и махал хвостом. Дик радовался.

Я играл концерт. Дик присел, задрал к луне морду и завыл. Это была его любимая песня.

Темноту над деревней раскололи два острых луча. Они пробороздили по небу и осветили верхушку нашей сосны.

По дороге шла машина.

— Дядя Петя едет… Прячься!

Спрятаться мы не успели. Напротив сосны остановился автобус, и из него, хлопнув дверцей, вышел дядя Петя.

Он негромко крикнул:

— Эй, космонавты! Выходите!

Мы подошли к автобусу. Не ожидая приглашения, сели в него. Сел за руль и дядя Петя, Дик тоже впрыгнул в автобус.

— Ну, а теперь какие испытания будут? — спросил дядя Петя.

Мы переглянулись.

— Ясно, Алешка? — сказал я.

— Яснее ясного! — ответил тот. — Одно темно: где он Дика