- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (51) »
— Ну да, если бы ее не звали Старостью… Так вы вот что мне скажите: уже есть что-то смешное, чтобы вылечить и меня?
— Я вам скажу, — раздается авторитетное (в каждой такой компании авторитет заявляет о себе через три минуты разговора), — я вам скажу: вы запустили болезнь. Надо было смеяться раньше, хоть малыми дозами, но, как советуют врачи, каждый божий день. Лучше — по три раза. На всякий случай — профилактически. Мало ли что может случиться!
— Над чем?! — вскрикивает жалобщик, поднимая руки над безнадежно трагическим лицом. — Я никогда не видел вокруг ничего смешного!
— Тогда нужно было смотреть на себя в зеркало, — подсказывает кто-то.
— Или обратиться к психиатру.
— Лахн из гезунд[1], — подводит кто-то итог на идиш.
— А, идите-ка вы со своими дурацкими советами! — Жалобщик с трудом встает, машет рукой и чапает от скамеек к выходу. — От ваших хохм можно только сильнее заболеть. А мне уже некуда!
— Скажите, пожалуйста, а склероз уже лечат чем-нибудь? У моего соседа такой склероз, что когда на кухне капает из крана вода, он ищет зонтик. А на улице вдруг расстегивает ширинку, а после — ой уж он воспитанный! — обязательно дергает за какую-то ветку, чтобы спустить воду. А когда они с женой летели в самолете, он на высоте десяти километров захотел выйти!
— От склероза лучше всего Кобзон, — произносит кто-то. — Скажите жене вашего интеллигентного соседа, пусть она через Буша вызовет Кобзона.
— При чем тут Кобзон? Он же никогда не шутит на сцене!
— Зато он возвращает немного молодости.
— Возьмите лучше Бернеса.
— А еще лучше — Утесова…
Старики вдруг замолкают. Он смотрят куда-то вдаль, сквозь густую листву парка Кольберта, а бывший эстрадный певец потихоньку пропевает:
— Любовь нечаянно нагрянет…
— Когда инфаркт уже в пути… — тут же добавляет кто-то, но на него шикают.
Старики допевают песни своего поколения.
ВИНО ОТПУСКАЕТСЯ ТОЛЬКО НАВЫНОС
Навынос! То есть: если у вас пересохло во рту, вы не можете спокойно спуститься в прохладный подвал, постоять в спокойной очереди, спокойно заказать стакан вина, спокойно его выпить и сказать кому-то какое-то слово — мало спокойных слов на свете? Они в хорошее время так и просятся! И вот: это все вы уже не можете сделать. Потому что "навынос"! Как выносить куда-то вино? Домой? Так там же его вам отравят! Чем? Словом! Которое как яд! А на улицу — так что, выносить его в ладони? И пить украдкой, как воробей растаявшее на асфальте мороженое? Короче — кошмар! Но это — не забывайте — случилось в Одессе. Может она долго выносить кошмар? Ее, конечно, к этому, как всех, приучали… Но что получилось? Ребенка сто лет учишь музыке, а из него выходит врач-проктолог! Ребенка учишь за хорошие деньги математике и географии — а из него вырастает бандит и едет хулиганить в Южную Африку, которую ему показал его учитель! Одесса была по правилам и с этими усатыми-бородатыми только на плакатах. А в жизни — она была как в жизни. Она сама себе учитель… Ну так вот: у входа в подвальчик появился… ну такой пожухлый, но в пиджаке с большими карманами. И он у всех спрашивал, или не нужна ему тара. И в карманах у него звенело стекло. Кто заходил, тот брал у этого швейцара стакан и ставил на стойку. И заказывал: — Навынос! Вы видели когда-нибудь в Одессе каменное лицо? Чтобы как у памятника? Хотя оно и кровь с молоком? Вот такое лицо было у всех продавщиц в тогдашних винных подвальчиках. Вам наливали смесь крепкого и сухого — им тогда освежали горло в Одессе — а лицо у девушки было каменным. Стакан — ее? Нет! Это тара покупателя? Да! Вино только навынос, как сказано в Указе? — Вы, гражданин, выйдите за порог, а там хоть на пол, хоть на голову выливайте! Другой посетитель вытаскивал из портфеля поллитровую молочную бутылку и заказывал: — Стакан. Навынос. Что вам сказать? Вино как лилось раньше рекой, так и лилось.
ПОЛУСУХОЙ ЗАКОН
Мы с дядей Мишей сидим на скамейке парка Кольберта и дожидаемся доминошных соперников. Вдруг он, покосившись на меня, объявляет: — Вот вот вы пьете вино… — Таков этот старик, такова его манера начинать рассказ — с какой-то фразы, которую он навесил над десятиминутным молчаливым рассуждением. И теперь, словно уже доказав, что грех этот за мной числится, хотя сегодня я, что называется, ни в одном глазу, он уверенно продолжил: — И раз вы пьете вино, вы должны знать эту историю… — Говорить вам, что это было в Одессе, или вы сами догадаетесь? Потому что, скажем так, трудное положение — это не для нее. Она все равно из него выходит. Резиновые дубинки у нас появились в конце пятидесятых. Когда правил Хрущев. Он был отец демократии — разве не с него все началось? Потом дубинки заменили на саперные лопатки… Слушайте же дальше. Милиция получила дубинки и она хотела их применить. А где в Одессе лучше всего применить дубинки? На Молдаванке! Там всегда что-нибудь новое. Или старое, но которое выглядит как новое. И вот она их применила… Может быть, за дело. Но что, скажите, можно считать на Молдаванке да-делом и не-делом? Не знаете? Я тоже не знаю. И никто не знает. Кроме милиции. И она опробовала свои дубинки. Что делает Молдаванка? — там половина населения уже сидела, а половина еще сидит. Она может позволить издеваться над собой? Нет! Молдаванка перевернула и подожгла милицейские машины и еще какие-то, что попались под горячую руку. Она стала бить витрины на Степовой, выворачивать булыжники и кидать их во все стороны вперемешку с бутылками. Бутылки, чтобы их легче было кидать, перед этим опорожняли. Там были построены баррикады! Ну, чем кончаются баррикады в советское время, вам объяснять не надо. Туда нагнали милиции, туда пришли и солдаты — и скоро на Молдаванке стало тихо. Так тихо, как бывает в Одессе в четыре утра. Теперь перед начальством встал еще один вопрос: бунт — это же ни в какие ворота! Что значит?! Когда все в едином строю — о каком бунте речь? Вы только послушайте, говорили в начальстве, о чем рассказывают в Одессе на каждом углу, — о Молдаванке! Как будто она, а не Одесса город-Герой! И, — мой собеседник поднял палец, — Одессу решили наказать. Чтобы неповадно. Неповадно — вы поняли? Ведь в Одессе есть еще Пересыпь, Слободка, и мало ли что может случиться на Фонтане… Но как наказать сразу всю Одессу? Кто-то из начальства придумал. Придумал… Представьте себе: вы просыпаетесь утром, выглядываете на улицу — а там все изменилось! Все изменилось: в подвальчиках, где торговали вином — помните, сколько их было, — сотни! — так в этих подвальчиках повесили объявления:ВИНО ОТПУСКАЕТСЯ ТОЛЬКО НАВЫНОС
Навынос! То есть: если у вас пересохло во рту, вы не можете спокойно спуститься в прохладный подвал, постоять в спокойной очереди, спокойно заказать стакан вина, спокойно его выпить и сказать кому-то какое-то слово — мало спокойных слов на свете? Они в хорошее время так и просятся! И вот: это все вы уже не можете сделать. Потому что "навынос"! Как выносить куда-то вино? Домой? Так там же его вам отравят! Чем? Словом! Которое как яд! А на улицу — так что, выносить его в ладони? И пить украдкой, как воробей растаявшее на асфальте мороженое? Короче — кошмар! Но это — не забывайте — случилось в Одессе. Может она долго выносить кошмар? Ее, конечно, к этому, как всех, приучали… Но что получилось? Ребенка сто лет учишь музыке, а из него выходит врач-проктолог! Ребенка учишь за хорошие деньги математике и географии — а из него вырастает бандит и едет хулиганить в Южную Африку, которую ему показал его учитель! Одесса была по правилам и с этими усатыми-бородатыми только на плакатах. А в жизни — она была как в жизни. Она сама себе учитель… Ну так вот: у входа в подвальчик появился… ну такой пожухлый, но в пиджаке с большими карманами. И он у всех спрашивал, или не нужна ему тара. И в карманах у него звенело стекло. Кто заходил, тот брал у этого швейцара стакан и ставил на стойку. И заказывал: — Навынос! Вы видели когда-нибудь в Одессе каменное лицо? Чтобы как у памятника? Хотя оно и кровь с молоком? Вот такое лицо было у всех продавщиц в тогдашних винных подвальчиках. Вам наливали смесь крепкого и сухого — им тогда освежали горло в Одессе — а лицо у девушки было каменным. Стакан — ее? Нет! Это тара покупателя? Да! Вино только навынос, как сказано в Указе? — Вы, гражданин, выйдите за порог, а там хоть на пол, хоть на голову выливайте! Другой посетитель вытаскивал из портфеля поллитровую молочную бутылку и заказывал: — Стакан. Навынос. Что вам сказать? Вино как лилось раньше рекой, так и лилось.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (51) »