красивой, как, впрочем, и невеста. На ней было серебристо-голубое длинное платье, присутствовала вся ее семья, дети Гранта, свекровь и почти весь персонал гостиницы, причем трое выглядели особенно довольными: Люсьен, шеф-повар Марсден и Линда.
И, правда, Люсьен, танцуя с Линдой на вечере после брачной церемонии, сказал:
— Ну разве не приятно видеть Брайони такой счастливой, ma chere [3]?
Линда восторженно выдохнула:
— Очень!
Люсьен ухмыльнулся.
— И все-таки я немного сочувствую Гранту. С ней иногда бывает непросто!
Линда остановилась и сердито сказала:
— А ты невыносим, Люсьен дю Плесси! — но замолчала, потому что рядом в танце прокружились Брайони с Грантом.
— Ты тоже считаешь, что со мной непросто? — Очень непросто, — пробормотал Грант и вновь посвятил свое внимание ее телу. Брайони заулыбалась. — Я это запомню. Пока, как нам кажется, ты справляешься со мной без труда. — Ну, в этом отношении с тобой не очень трудно. Я имею в виду другое. Брайони провела рукой по его волосам. — Скажи, что. Грант выпрямился, подтянул к себе несколько подушек и прилег рядом. Они находились в одном из новых домиков; снаружи было темно и сыро, но внутри тепло, и свет от камина отбрасывал причудливые тени на стену, а ее обнаженная кожа казалась золотисто-розовой. — Без тебя невозможно жить. Она наклонила голову и поцеловала его в плечо. — Я могу сказать тебе то же самое. — Ты счастлива? Брайони взглянула на свое обручальное кольцо, а затем откинула голову назад. — Да. А ты? — Намного больше, чем я себе представлял. Намного больше. — О, Грант. — Брайони закрыла глаза. — Все это… Мне хочется себя ущипнуть, уж не сон ли это? — И слезинки заблестели у нее на ресницах. — Брайони, — Грант переплел их пальцы, — можно я тебе кое-что скажу? Помнишь день, когда мы были на реке Гордон? Ее глаза расширились. — Да… Я тогда не смогла понять твоего настроения, хотя… — Брайони замолчала. — Ты все-таки поняла, — мягко сказал Грант. — Но было другое. Эти красивые места, водопад Св. Иоанна и ты рядом… Я тогда понял, что наша любовь прекрасна. И еще я понял, что ты не примешь моего предложения, и спрашивал себя, почему я такой, почему не могу измениться и почему… опошляю то чудесное чувство, которое есть между нами. К несчастью, — сказал он спокойно, — как тебе известно, я тогда не смог себя побороть, но я хочу, чтобы ты знала — такой безграничной любви я не знал никогда.
— Ты тоже считаешь, что со мной непросто? — Очень непросто, — пробормотал Грант и вновь посвятил свое внимание ее телу. Брайони заулыбалась. — Я это запомню. Пока, как нам кажется, ты справляешься со мной без труда. — Ну, в этом отношении с тобой не очень трудно. Я имею в виду другое. Брайони провела рукой по его волосам. — Скажи, что. Грант выпрямился, подтянул к себе несколько подушек и прилег рядом. Они находились в одном из новых домиков; снаружи было темно и сыро, но внутри тепло, и свет от камина отбрасывал причудливые тени на стену, а ее обнаженная кожа казалась золотисто-розовой. — Без тебя невозможно жить. Она наклонила голову и поцеловала его в плечо. — Я могу сказать тебе то же самое. — Ты счастлива? Брайони взглянула на свое обручальное кольцо, а затем откинула голову назад. — Да. А ты? — Намного больше, чем я себе представлял. Намного больше. — О, Грант. — Брайони закрыла глаза. — Все это… Мне хочется себя ущипнуть, уж не сон ли это? — И слезинки заблестели у нее на ресницах. — Брайони, — Грант переплел их пальцы, — можно я тебе кое-что скажу? Помнишь день, когда мы были на реке Гордон? Ее глаза расширились. — Да… Я тогда не смогла понять твоего настроения, хотя… — Брайони замолчала. — Ты все-таки поняла, — мягко сказал Грант. — Но было другое. Эти красивые места, водопад Св. Иоанна и ты рядом… Я тогда понял, что наша любовь прекрасна. И еще я понял, что ты не примешь моего предложения, и спрашивал себя, почему я такой, почему не могу измениться и почему… опошляю то чудесное чувство, которое есть между нами. К несчастью, — сказал он спокойно, — как тебе известно, я тогда не смог себя побороть, но я хочу, чтобы ты знала — такой безграничной любви я не знал никогда.