один другого вытащит из топи. И хотя я никогда до той ночи не переходил Сиваш по дну, все же, видно, сказалось, что я много слышал от стариков о его коварстве, — это помогло мне обходить стороной опасные места.

Сражение нарастало. Со стороны Турецкого вала канонада не прерывалась ни на минуту. Нам попался обоз со снарядами, и мы помогли найти верную дорогу командиру, упавшему духом потому, что в трясине погибли несколько бойцов, повозка с грузом и лошади.

Наконец-то забрезжили мерцающие пятна костров Строгановки!

…Фрунзе только что вернулся из Владимировки, где расположился штаб 15-й дивизии, и мы едва протиснулись к нему.

Нам навстречу вышел начальник штаба, грузный человек лет пятидесяти. Он хмуро выслушал мой доклад и коротко кивнул:

— Пойди обсушись! А то превратишься в истукана… А к утру — назад!

Но тут за его спиной вновь распахнулась дверь, и я увидел Фрунзе. Никогда его до того не видел, а сразу узнал по неспешности движений, по основательной коренастости плеч, по аккуратно подстриженной щеточке волос. Внимательным прищуром голубоватых глаз он взглянул на меня.

— Откуда товарищ? — спросил он начальника штаба.

— Да вот с того берега Сиваша — пришел доложить, что вода возвращается, — очевидно, все это уже в штабе известно, поэтому в голосе начальника штаба прозвучали сердитые иронические нотки: чего, мол, человек старался, и без него нам все известно.

Но Фрунзе меня не отпустил. Он пригласил меня в хату, где было полным-полно народу. На походном столе лежали карты, походные сумки, и было не продохнуть от самосада.

— Вода, значит, продолжает прибывать? — спросил он с тревогой, и все вокруг притихли.

— Так точно! Ветер непрерывно гонит ее с востока…

Взгляд Фрунзе уперся в карту. Он попросил соединить с Чаплининой и долго слушал донесение штаба 51-й дивизии. Положение осложнялось. Вторая решительная атака Турецкого вала отбита противником с огромными для нас потерями. Некоторые части 152-й бригады погибли целиком. Сейчас бойцы готовятся к третьей атаке.

О том, какая опасность нависла, я понял из коротких реплик, которыми Фрунзе обменивался с начальником штаба.

Фрунзе задумчиво поглаживал кончики усов. Он, конечно, понимал, что только крайние меры могут привести к успеху.

Я смотрел на лица командиров, сам напряженно думал, но так и не мог понять, какие силы могут не дать водам Сиваша вновь залить дно.

А Фрунзе медленно говорил. Его тонко отточенный карандаш чертил по карте.

— Если не преградить Сиваш, наши части на Литовском полуострове могут быть отрезаны. Главная наша задача — захватить вал! Атаковать непрерывно! — Фрунзе помолчал. — Немедленно мобилизовать всех жителей Строгановки, Владимировки и других близлежащих деревень, чтобы они в несколько часов построили предохранительные сооружения на бродах через Сиваш.

Перекрыть Сиваш!… Этот приказ получили члены ревкома Строгановки Ливиненко и другие. Не прошло и десяти минут, как вся Строгановка пришла в движение… Телеги выезжали из ворот, неслись к церковной площади. Здесь их уже ждала саперная рота.

И вот сотни людей вступили на дно Сиваша, вооруженные лопатами. Это было тоже сражение, упорное и отчаянное. Вода наступала, как враг. И с ним сражались, преграждая ему дорогу.

По приказу начальника штаба дивизии я перевозил на другую сторону Сиваша обоз с водой и продовольствием.

Глоток воды!… Его ждали бойцы. Он был не менее важен, чем оружие. Вода «Гнилого моря» для питья непригодна, а там, где сражались наши дивизии, колодцев не было.

В эту ночь решился исход сражения. Выход на позиции по дну Сиваша оказался решающим. В напряженных боях постепенно иссякала сила вражеских дивизий. Врангелевцы все больше понимали, что они зажаты и спасти их может быстрое отступление.

На рассвете девятого ноября белые отошли на свои последние позиции у Юшуня.

Над Перекопом взвился красный флаг.

Степи Таврии!… Они помнят, как звенели копыта красной конницы по мерзлой земле. Красные войска через Перекоп ворвались в Крым.

Я получил тогда из рук Михаила Васильевича Фрунзе почетный клинок. Вот он, висит над моей кроватью. Взгляни, на ножнах выгравировано мое имя.