привязанность, которая обрекает их в явно взрослом состоянии продолжать таскать коконы на себе.

Позже. Три гигантские личинки схватили меня. Я едва успел проглотить коммуникационную сферу. Они поймали меня и избили палками. Застигнутый врасплох, я не сразу разобрался в их языке, хотя смысл слов стал понятен почти сразу же. Язык неблагозвучный, резко звучащий и очень приземленный. Об этом свидетельствует постоянная привязанность мыслей к их словесному выражению. Такое впечатление, что речь этих созданий не содержит ничего, кроме произносимых ими слов. В этом гигантские личинки были ограниченней птиц, даром что обладали реальной силой и убедительностью, которых птицам недоставало.

— Что будем с ним делать? — спросила одна личинка.

— Давай так, — сказала вторая, — ты бей по тому концу, а я буду бить по этому. Мы не знаем, с какого конца у него голова.

— Может, испробуем его как наживку? — предложила третья. — Вдруг сом клюнет на него?

— Пускай живет, пока мы не придумаем, как его использовать. Тогда он останется свежим.

— Нет, лучше давайте убьем его! Он и сейчас выглядит не слишком свежим.

— Джентльмены, вы совершаете ошибку, — произнес я. — Я не сделал ничего такого, что заслуживало бы смерти. И у меня есть кое-какие таланты. Кроме того, вы не учли вариант, при котором я буду вынужден убить всех вас. Я не собираюсь умирать просто так. И я буду благодарен вам, если вы прекратите колотить меня палками.

Звук моего голоса поразил и шокировал меня — он был почти так же груб, как голоса личинок. Однако, в тот момент мне было не до музыкальности.

— Ого, пацаны, вы слышали? Это слизень сказал? Или шутит кто-то из вас? Гари? Стэнли? Вы научились чревовещать?

— Это не я.

— И не я. Звук точно исходил от него.

— Эй, слизень, это был ты? Ты умеешь разговаривать, слизень?

— Разумеется, могу, — ответил я. — Я не младенец. А также не слизень. Я существо более высокоразвитое по сравнению с вашим видом, если, конечно, вы — типичные представители. Или может вы еще дети? Может быть, вы на стадии куколки. Скажите, вы на раннем этапе развития, на этапе завершения формирования или вы настоящие взрослые?

— Эй, пацаны, мне надоело выслушивать чушь от какого-то слизня. Сейчас я размозжу его проклятую башку.

— Это не голова, это хвост.

— Джентльмены, возможно, я могу вам помочь, — сказал я. — То, по чему вы так усердно колотите, — это мой хвост, и я требую, чтобы вы прекратили это занятие. Разумеется, я разговаривал хвостом. Я делал так, подражая вам. Я новичок в вашем мире и пока ещё не вполне освоил вашу манеру разговаривать. Вполне возможно, я совершил нелепую ошибку. Те выросты, которыми вы раскачиваете в воздухе, это ваши головы? Ну, тогда я буду говорить головой, раз у вас так принято. Но предупреждаю еще раз — не стучите палками по обоим моим концам.

— Эй, пацаны, а ведь мы можем продать этот кусок желе. Держу пари, мы загоним его Билли Вилкинсу для его «Змеиного ранчо»!

— Как мы дотащим его туда?

— Заставим идти. Эй, слизень, ты умеешь ходить?

— Я умею перемещаться, само собой, но я не буду рисковать, переваливаясь на паре ходулей из плоти и подняв голову в воздух, как это делаете вы. Я не привык передвигаться вверх тормашками.

— Ну, тогда пошли. Мы продадим тебя Билли Вилкинсу на «Змеиное ранчо». Если ты ему подойдешь, он поселит тебя в водоем с большими черепахами и аллигаторами. Как думаешь, они тебе понравятся?

— Я одинок в этом затерянном мире, — ответил я с грустью в голосе, — и даже ваша компания, неошелушившиеся личинки, лучше, чем ничего. Моя цель — найти семью и обосноваться здесь, чтобы спокойно провести остаток жизни. Возможно, обнаружится совместимость между мной и видами, о которых вы упомянули. Я не знаю, что они из себя представляют.

— А что, пацаны, вообще-то этот слизень — неплохой парень. Я бы потряс тебе руки, слизень, если б знал, где они у тебя находятся. Пошли к дому Билли Вилкинса и продадим тебя.

II

Мы отправились к дому Билли Вилкинса. Мои друзья были поражены, когда я поднялся в воздух, и решили, что я сбежал от них. Но у них не было причин не доверять мне. Следуя своей интуиции, я бы мог добраться до Билли Вилкинса и без помощи моих новых знакомых, но и в этом случае я бы все равно нуждался в надлежащем официальном представлении.

— Эй, Билли, — заговорил самый громкоголосый из моих спутников по имени Сесил, — сколько дашь за слизня? Он летает, разговаривает и вообще неплохой парень. Ты соберешь огромную толпу туристов на шоу, если в нем будет участвовать говорящий слизень. Он мог бы петь, рассказывать истории и, держу пари, играть на гитаре.

— Что ж, Сесил, я дам вам двадцатку на всех. Позже посмотрю, что вы принесли. Предчувствие подсказывает мне, что можно рискнуть. К тому же я всегда могу замариновать его и демонстрировать публике как настоящую почку бегемота.

— Спасибо, Билли. Счастливо оставаться, слизень!

— До свидания, господа, — ответил я. — Буду рад, если вы навестите меня как-нибудь вечерком после того, как я освоюсь с новым окружением. Закачу дикую вечеринку для вас — вот только выясню, что такое «дикая вечеринка».

— Боже мой, — промолвил Билли Вилкинс, — оно разговаривает, оно действительно разговаривает!

— Мы же сказали тебе, что оно умеет говорить и летать.

— Говорит… Оно говорит! — воскликнул Билли. — Где этот проклятый художник? Юстас, бегом сюда! Нам нужна новая вывеска.

Черепахи в водоеме, куда меня поселили, придерживались здоровой незамысловатой философии, которая отсутствовала у ходячих личинок. Но они были медлительны, им не доставало внутреннего задора. Черепах нельзя счесть неприятной компанией, но все же они не обеспечат мне душевные волнения и от них трудно ждать проявлений сердечности. В этом отношении ходячие личинки вызвали во мне больший интерес.

Юстас оказался черной личинкой в отличие от остальных, которые были белыми; но, как и у них, у него отсутствовала собственная внешняя оболочка, и так же, как и они, он передвигался, переваливаясь на ходулях из плоти с поднятой в воздух головой.

Не то чтобы я был брезглив или не видел двуногих раньше. Но всё-таки мало кто способен спокойно созерцать двуногое создание, путешествующее на свой необычный лад.

— Хороший денек, Юстас, — произнес я вполне любезно. Глаза у Юстаса были большие и белые. Он представлял собой более благообразный экземпляр, нежели другие личинки.

— Это ты говоришь, брат? Так ты действительно умеешь разговаривать? Я решил было, что мистер Билли дурачится. Так. Теперь замри-ка на минуту и дай мне запечатлеть в памяти твой образ. Я могу