догадаться, что на него смотрит дуло лобуревского нагана. Даже не многолетний оперативный опыт, а скорее всего инстинкт, жажда самосохранения заставили его действовать молниеносно. Кулак Покальчука со страшной силой пронзил пространство. Почти одновременно раздался выстрел… Другой…

Расплывающиеся во тьме черные человеческие силуэты потянули тело за кусты колючего татарника.

29

Третий раз за последний день Анатолий пытался допрашивать Петра. Тот все молчал. А если что и произносил, то только одну фразу:

— Ну что же, со свиданьицем?..

— Слушай! Я перестану с тобой цацкаться! Вот посидишь в камере, придуриваться перестанешь. На тебе ведь подозрение громадное висит. И там на дороге… И два наших работника… Уж не ты ли им всем грехи отпустил?.. А теперь дурака передо мной разыгрываешь…

По его команде Петра под руки опустили в подвал, а там в бетонный, похожий на мешок каземат с решетчатым окном у самого потолка.

Следователя несколько раз подымали ночью. Его подопечный бился головой о стены. Дико и утробно кричал.

— Все, сил больше нет! Везу в психушку!

Но оттуда вскоре стали названивать:

— Кричит: «Ну что, со свиданьицем?..» — и баста. А самого уже дважды снимали с простыни.

— А что, у вас сильнодействующих уколов нет? — хрипнул в трубку очкарик.

Внутренне он чувствовал, что происходит что-то не то. А верного решения найти так и не мог. Да и Клавдия ему все уши прожужжала:

— Тут Игнатий замешан… Это он… Вот посмотришь…

Микроавтобус как ни в чем не бывало продолжал свой дорожный вояж. Степь вокруг была покрыта зарослями переплетенного бурьяна. Низкорослая полынь… Сухостойные колючки… Зной противно прогрел воздух салона…

Рядом с Покальчуком на месте, где ранее сидел Лобурев, Рахимов допивал мелкими глотками бутылку «колы».

Игнатий правым ухом повел голову на плечо.

— Вот уж не ожидал, что от верной смертушки спасешь меня. И как только успел?.. Ты что, следил за ним?..

— А я это давно решил! Нужен он нам… А тут, гляжу, ведет себя как-то подозрительно. Шебуршится. Потом наган у него в руках оказался. Ну, я и поспешил…

Дорога, завершив крутую петлю, вновь выровнялась в прямую линию. Вот приблизились к грузовику, в кузове которого на мешках подремывали не то солдаты, не то бродяги — уж очень каким-то затрапезным был их вид: вместо пилоток — лыжные шапочки, робы без погон…

— Штрафбат! — рассмеялся Покальчук. — Только вот непонятно, почему с оружием…

— На чеченскую резню, — посерьезнел Рахимов.

Автобус обогнал будку передвижной радиостанции с торчащей вверх антенной-удочкой, два броневика с вздернутыми в небо пулеметами, три «Урала» с солдатами…

— Живой фарш… И набьют им скоро всю свободную цинковую тару.

Рахимов смолчал на этот раз. Уставился в сторону темневшего на степной глади хуторка.

— И это называется армия. Автомат в руку — и на людей…

— А ты что такой жалостливый стал?.. Списочек душ, загубленных тобою, носишь при себе?..

— Я — не армия. Надо мной ни власти никакой, ни политики нет. Вольный джигит. И отвечаю только за себя.

Машина пошла резче.

«Да, этот Мурат — орешек не слабый. А ты, когда его к своим делам приспосабливал, разве думал иначе?.. Но полностью характер раскрылся только за последние дни».

Игнатий еще раз оценивающе осмотрел соседа:

— Куда теперь, экскурсовод?

Впереди показалась развилка.

— Лучше всего на кизлярскую дорогу…

30

— Туда нельзя! — козырнул Покальчуку сержант в камуфляжной форме. — На дороге введены проездные ограничения. Сами понимаете…

— Эх, Чечня… Чечня…

— А чего волноваться? Я тут и по бездорожью все концы найду, — сказал Мурат, вглядываясь в ширь степи, на которой громадились черные динозавры — нефтеносные качалки.

Еще засветло въехали в скальное ущелье. Рядом, богатырски переворачивая камни, гудел горный поток. Дорога пошла вдоль реки. Вот проехали неожиданно возникшее селение с пустынным базаром у магазина. Далее путь продолжился по каменистому карнизу, будто вырубленному на отвесной стене скалы.

Чуть замирало сердце. Напротив высились белые дымчатые отвесы. Иногда возникал безмолвный и вместе с тем какой-то страшный лес. Внизу пучилась известковая пена.

Над дорогой нависла громадная серая скала, подчеркнуто отделенная от основного массива трещины…

«Вот оторвется — и точка!» — Покальчук вытер пот со лба.

Рахимов усмешливо взглянул на него.

— Нам туда! — показал пальцем вниз, где на склоне пестрели редкие дома.

Начался крутой спуск. Он шел к усадьбе с покатым садом и огородом, зависшими на высоте. Ехали к добротному двухэтажному дому с верандой, к двору с постройками. В хлеву мычала корова. А в отгороженном сеткой открытом птичнике медленно выхаживали курицы и голенастый петух.

— Вот теперь мы на месте!

Мурат соскочил с сиденья и, отставив в сторону калитку из веток, чуть не вбежал во двор:

— Дядя Хамид!.. Дядя Хамид!..

Над витиеватой лестницей с колоннами появился мужчина лет пятидесяти, с уже надгронутыми безжалостной сединой волосами.

— Добрый ветер с утра был! Но почему он занес вас в наш неспокойный край?..

Сбежал со ступеней.

Обнялись.

— А это мой русский друг! Игнатий Семенович! — представил Покальчука.

Тот, угловато склонив голову, протянул руку.

— Кавказ — настоящими друзьями богат. И открыт для них. Все в этом доме ваше. Проходите…

31

Зажили у дяди Хамида в соседней пристройке: хорошо и спокойно. Просыпались с первыми петухами. Хозяин вовсю уже хлопотал. То колесо телеги поправит, то вилами сено перекладывает, то доску прибьет… А его Фатима уже зовет их пить айран… Странная какая-то и вместе с тем даже любопытная горская жизнь…

Уже на третий день Мурат куда-то исчез. И вернулся под вечер с неразговорчивым скуластым парнем. Тот все поглядывал в сторону Игнатия.

К вечеру проснулся от шума. Мурат о чем-то горячо спорил с пришельцем. Гортанно. Громко крича, ругаясь…

Занавеска на дверях раздернулась еще шире, и на пороге оказался этот скуластый:

— Вставай, наш русский друг!..

На Покальчука смотрел расширенный зрачок автомата.

Рука автоматически дернулась под подушку — пистолета там не было!

Мурат обтирал пальцами кровоточащую губу.

…За усадьбой их ожидали еще два дюжих горца. Ни слова не говоря, они направляли его, подталкивая грубыми толчками в спину.

Игнатий спотыкался о синие камни и думал: крышка!.. Дикие люди!.. И ничего не мог понять: куда идут?., и зачем?., и где Мурат?.. Что же сделать?.. Дергаться нельзя —