В гущине куста рыжела вздутая канистра.

Очкарик-следователь Анатолий ходил рядом и натужно думал. В салоне находились два сильно обгоревших трупа. У одного — закопченные часы на левой кисти руки. Протер мизинцем копоть. Стрелки свидетельствовали, что механизм остановился в десять минут второго.

Ближе к заболоченному озерку с ржавой осокой лицом вниз лежало еще одно тело со следами термических ожогов.

Эксперт уже заливал колею густой белой массой.

— Так что тут за петрушка вышла? — спросил милиционер-водитель.

— Ты бы это лучше Покальчука спросил. Кстати, где он? Уже несколько дней не вижу. А это его прямое дело. Ковыряться тут…

— Да начальник уже и сам за ним не раз посылал… — повернувшись, сказал эксперт.

В сопровождении гаишника-мотоциклиста на своей личной автомашине подкатил полковник Кирпотин. Выбрался наружу. Почесал затылок. Подходить к груде обгоревшего металла не стал. Только показал пальцем:

— Так я и знал! Значит, Покальчук там… Какие у нас еще подробности?.. А рядом уж не Рахимов ли?.. Тоже, стервец, сколько дней в отдел носа не кажет…

Толик пожал плечами. На этот раз мизинцем протер свои очки.

«Уж лучше бы это Кресало был. Вот бы Клавка обрадовалась… Да и ему бы самому поприятнело… Но вроде не он… Эти помельче будут…»

— А опер-то наш герой! — сказал полковник, снял фуражку и приложил ее козырьком к правому боку.

Несколько минут молча стоял с затуманенными от влаги глазами. Толику было смешно на все это смотреть. Но он продолжал заниматься своим привычным делом: писал протокол осмотра.

Подъехал грузовик из соседнего фермерского хозяйства. С него спрыгнули на землю несколько ладненьких мужичков, от которых изрядно несло сивухой. За руки, за ноги, предварительно раскачав трупы, они с веселым гиком забросили их в кузов.

Те падали как чурки.

Тут же подскочил с перекосившимся от возмущения лицом Кирпотин:

— Сдурели?.. Алканоиды несчастные! Это же герои!.. Можно сказать, при исполнении…

— Экспертиза не подведет!.. — ехидно сказал полковнику Анатолий.

Чуть не задев ржавую, опаленную с одного боку ель, автомобиль затрясся по ближайшей проселочной дороге.

27

— Тебе эта личность знакома? — Анатолий протянул все еще лежащему на койке Петру служебную фотокарточку Покальчука.

«Господи! Только не это…»

Безотчетно поддернул край одеяла себе на голову.

«Знает… Знает… Тут явно что-то не так…»

Следователь сделал некоторую паузу и затем неожиданно и твердо сказал:

— Наш еланский участковый в рапорте отметил, что вы были доставлены им к Покальчуку…

В горле Петра застряли какие-то угловатые шарики. Он снова дернул одеяло — вниз, широко открыл рот и стал невнятно мьгчать. Так длилось несколько минут. Ни на один вопрос следователя ответа так и не последовало.

— Вот что он мне тут выкозюливает! Ну, это пока. Пусть только выздоровеет. Я ему еланские рожки живо пообломаю.

Спускаясь по лестнице, думал:

«Что-то скрывает… Темнит… А чего это его от личности опера, как от чумы, под одеяло бросило. Есть тут, пожалуй, кое-какие неясности…»

В прокуратуре у него на столе накопилась уже целая пачка бумаг. Среди них было и заключение экспертной группы. Он даже огорчился, что в этом документе не увидел фамилии Покальчука…

Связался с Кирпотиным.

— Ты что, райскую жизнь себе устроил? Помалкиваешь… Предупреди там в морге, чтобы поаккуратнее…

— Есть тут одна загвоздочка. Опознаны трупы. И родственникам переданы… Среди них нет ни Покальчука, ни Рахимова…

Молчание на другом конце провода затянулось. Наконец Кирпотин, глухо прокашлявшись, медленно стал говорить:

— Это, конечно, меняет дело. Но я почему-то думаю, что и мои орлы где-то по кустам свои головушки сложили… Иначе, разве они бы не были сейчас с нами?.. Правда, и другое бывает… Был вот у меня милиционер Соткин. Неделю жду его. Другую. Уже в розыск собрался подавать, а его у бабцов выловили… Но Кресало, сам знаешь, человек железный!

28

Автобусик, давно миновав лесные массивы, мчался вдоль необыкновенно размашистой и пахучей степи. Справа, на добротных бетонных сваях, в промельк шли смоляные столбы с десятком тонюсеньких проводов.

— Лучше бы мы уж просто угонами занимались, без применения оружия. Так и риску меньше и статья послабже, — бормотал Рахимов.

— Уж ты бы свою клацалку раз и навсегда прикрыл. Ведь из-за тебя сейчас несемся невесть куда. Думалось: совсем завяжем, таньга уже была кое-какая. Живи, наслаждайся. Вот купили бы домик в Лукичёвке…

— Угонами… Угонами… — встрял и Лобурев. — А сам чуть что — за курок. Прямо стрелок ворошиловский! Из-за такого болвана, как ты, такой автосервис у меня пшикнулся…

Впереди замаячила навесная коробка поста ГАИ. Автобус, сбавив ход, медленно направился в промежуток между двумя бетонными блоками. Сонный прапорщик вяло-вяло показал на обочину. Покальчук остановил машину около двух придорожных подсолнухов со скорбно склоненными головами, вылез из кабины и сам первым шагнул навстречу прапорщику.

Увидев подходящий сзади фырчащий «КамАЗ» с длиннющим брезентовым прицепом, тот ладонью заторопил Покальчука: дескать, проезжай, проезжай, не маячь тут…

Далеко-далеко забелели колокольни и здания небольшого городка, а в промежутке между ними синела река. За ней туманилась даль.

Вот за курганом спряталось солнце. Широкие тени поползли по равнине, как и облака по небу.

— Знаете, о чем больше всего жалею? — спросил неожиданно Игнатий.

— О чем?

— Что с Клавкой у меня так получилось… Ведь она — по-бабски экземпляр интересный. И не попадись ей тогда этот трезвяковский шкет, может, все пошло совсем иначе бы…

Мимо проплыли похожие на согбенных монахов контуры трех курганов. Степь уже погружалась в немотную темноту, за горизонтом которой еще пылало красное закатное варево…

Машина съехала с трассы и, почти торкнувшись о жесткие кусты татарника, замерла.

Игнатий, откинувшись на кресле, все никак не мог уснуть. Уснешь тут, когда рядом нервно всхрапывает такая вот образина. И что его дернуло прихватить с собой Лобурева в дорогу?.. Надо было просто еще в городе избавиться от него, как от лишнего свидетеля.

Рахимов — другое дело. Он по-своему предан ему и сможет еще пригодиться. А от Клавкиного брата так и сочилась еле осязаемая и тревожащая душу опасность…

Он прислушался к трескотне насекомых. Пригляделся к подозрительным фигурам на небе. Заметил черную неясную тень ночной птицы.

Неожиданный шорох заставил его повернуть голову. В сумраке еле смог