договорился с каким-то предприятием о машине. Это было весьма кстати, так как добираться «на перекладных» до Вострецова с нашим багажом представлялось делом долгим и хлопотным. Деревня Вострецово, исходный пункт нашего таежного маршрута, находилась в ста с лишним километрах от Дальнереченска; там нам предстояло купить лодки, нанять проводников, запастись провиантом.

Ночь мы провели на том же месте. Это была наша первая совместная ночевка в палатке. Мы лежали под ее кровом и мысленно видели себя на звероловной тропе. Нас не смущали крикливые паровозы, бегущие по соседству, голоса людей, снующих по перрону; мы знали: все это для нас уже прошлое — впереди лежала тайга,

Утром не успели мы с Димкой уложить вещи, как явился Сузев с машиной — и побежала за бортом серая лента дороги, замелькали деревни.

В полдень сделали остановку, закусили в чайной и к трем часам дня были уже на месте.

Вострецово расположено на правом берегу Б. Уссурки, машина высадив нас на левом, ушла дальше на лесоучасток. Мы стояли на берегу и смотрели, как несет свои быстрые воды Б. Уссурка. Ни моста, ни парома нигде не было видно. Наконец из-за небольшого острова выскочила длинная узкая лодка и направилась к нам. Она-то и была тем общественным транспортом, посредством которого осуществлялась связь жителей деревни с остальным человечеством.

Все наше снаряжение не смогло войти в нее, и Сузев остался на берегу ожидать второго рейса.

Перевозчик, молодой парень в засученных до колен штанах, вряд ли думал о душевном состоянии своих пассажиров, иначе он не стал бы так жестоко испытывать наши нервы. Его лодка представляла собой посудину, сделанную из трех досок: одна — днище, две — борта — и все! Когда мы сели в нее, запаса плавучести в этом корыте осталось едва ли больше высоты спичечного коробка. Судорожно уцепившись руками за борта, мы боялись пошевелиться, так как малейшее движение грозило катастрофой. К счастью, все кончилось благополучно: парень отлично знал свое дело. Он орудовал шестом легко и непринужденно и доставил нас на другой берег хоть и перепуганными, но сухими и невредимыми. Вскоре он привез и Сузева.

Не зная, сколько придется пробыть в Вострецово, мы начали основательно устраивать свой ночлег. Под молодыми кедрами разбили две палатки, укрыли все вещи и заготовили сушняк для костра. Деревня была от нас недалеко, и перед заходом солнца Сузев отправился туда. Мы с Димкой остались в лагере. Сидя на берегу, смотрели на закат и, взволнованные необычностью обстановки, скупо перебрасывались словами.

Скрылось за лесистым горным хребтом солнце, заплескалась в воде вышедшая на жировку рыба, отчетливей стали слышны голоса в деревне. Не хотелось уходить от реки, но тучи гнуса загнали нас в палатку.

Утомленные впечатлениями дня, мы быстро заснули. Ночью нас разбудил шум дождя. Сузева все еще не было. Монотонный стук капель по палатке снова убаюкал нас, и на этот раз уже до утра. Приготовив на костре свой первый походный завтрак, мы начали было поругивать за длительное отсутствие Сузева, как он явился в сопровождении человека, шагавшего рядом с лошадью. Это был один из наших проводников, нанятых Сузевым, Петр Заяц. Было ему немногим больше тридцати; высокий, поджарый и веселый, он нам сразу понравился. На время сборов Петр предложил Сузеву поселиться у него.

Дом Зайца стоял в центре деревни на берегу реки. Во дворе нас встретили две его малолетние дочери и жена.

— Таня,— приветливо сказала она, знакомясь с нами.

На вид она была старше Зайца, стройная, с добрым взглядом выцветших синих глаз, с усталым, чуть грустным лицом. Обращаться к ней по имени мы сочли неудобным и спросили ее об отчестве.

— Татьяна Ивановна,— сказала она, улыбнувшись.

Днем мы с Димкой пошли знакомиться с деревней. Вострецово — большое старинное поселение русских в Приморье. В центре села стоит деревянный обелиск погибшему партизану — застывшее эхо гражданской войны, пролетевшей в этих глухих таежных местах.

Остаток дня мы посвятили тренировкам; нам нужно было научиться ездить на лодке. Заяц показал свою пирогу, и мы лихо принялись за дело. Видимо, память о том, что, даже Тихий океан со всеми своими штормами не смог утопить меня, настроила меня к обучению легкомысленно. Я небрежно шагнул в лодку и тотчас же поплатился за это: лодка, качнувшись, выбросила меня в реку. Эта участь постигла и Димку.

Мне никогда не приходилось объезжать диких лошадей, но до сих пор думаю, что в хватке управлять мустангом и лодкой на горной реке наверняка есть что-то общее. Эта чертовка лохань крутилась под нами с резвостью дикого жеребца, и мы не успевали просыхать. К концу дня нам удалось все же научиться кое-как держаться в ней на ногах и какое-то время даже придвигаться против течения. В продолжительности этого движения Димка на десять секунд побил меня. Его перерыв между купаниями составлял полторы минуты. Нам стало легче от сознания того, что подобный способ езды не удел избранных.

Вечером, прислушиваясь к советам Зайца, мы наметили ассортимент и количество необходимой провизии, которую нужно было закупить перед отъездом. Эта задача возлагалась на меня с Димкой. Сузев должен был продолжать поиски еще одного проводника, в крайнем случае достать еще одну лодку.

Татьяна Ивановна принимала живейшее участие в нашем совещании. Она бескорыстно снабдила нас многими дарами своего огорода.

— Куда ты наперла!— говорил Заяц выбрасывая из мешка цветную капусту.—Только и делов нам, что твои финтифлюшки стряпать...

— Бери, горе луковое, а то ведь когда вернешься, штаны держаться не будут...

Заяц рассердился, но капусту все же взял. Утром мы закупили муку, крупу, растительное масло, хлеб, немного консервов, соль. Упаковав все это, мы с Димкой снова отправились на реку, тренироваться. На этот раз наука шла успешней. Мы даже рискнули пройти на шестах километра три против течения, преодолев один довольно бурный перекат.

Вернувшись к обеду в дом, мы застали там Сузева и нового проводника. Пятому члену нашей экспедиции было уже за пятьдесят. Коренастый и широколицый, заросший щетиной до самых глаз, он производил впечатление очень сильного человека. Двигался он неторопливо, так же, как и говорил.

— Семен Карабанов охотник добрый,— сказал Заяц когда тот ушел,— но мужик того...— не договорил он.

Вечером Сузев повел нас к Игнату Трофимову— знаменитому приморскому тигролову.