Ф.К. Каст, Кристин Каст

Янтарный дым

Из антологии «Бессмертные»

Аннотация:

"Из недр преисподней фурии, дочери ночи, призывают своего сына. Это скелетоподобные крылатые создания с черной гниющей кожей, туго натянутой на их сгорбленных, трепещущих телах – не более чем мешках плоти, едва способных служить вместилищем для их омерзительных сил и способностей.

– Алекосссс, приди.

Он был рожден несколько вечностей назад из лона мщения, оплодотворенного завистью, и взращен в постоянном гневе. Созданный ради защиты смертных, он был послан из подземного царства фурий в верхний мир, и там, вдали от их яда, научился состраданию. Сперва лишь настолько, чтобы притвориться и смешаться с толпой. Позже, века спустя, человечность укоренилась в нем, из за чего фурии в ярости – блудный сын вырос и отдалился от них.

Алекос является, его могучее тело пылает после долгого пути вниз – возвращения домой."

Филис Кристин Каст

Предисловие

Итак… и какого же черта вас, подростков, так тянет к вампирам? Ну хорошо, у меня есть кое-какие соображения на этот счет. Как и для любого зрелого, рассудительного человека старше тридцати, да еще и родителя, для меня естественно полагать, что их очарование как-то связано с… неужели с сексом? Признаюсь, что впервые прочла «Интервью с вампиром» сразу после его выхода в свет. Я не стану называть год, чтобы не пугать вас своим преклонным возрастом, но замечу, что мне тогда было шестнадцать и меня определенно увлекла и раздразнила неприкрытая сексуальность вампиров Энн Райс.

Но, пустившись в это путешествие по переулку Памяти, я поняла, что придется выдать не только свой возраст. Если быть честной с собой и с вами, я должна добавить, что причины привлекательности вампиров куда сложнее обыкновенного вожделения, ее нельзя объяснить лишь буйством гормонов и торжеством простейших инстинктов.

Я проглотила книжку Энн Райс а затем перешла к «Дракуле» Брэма Стокера и восхитительным «Хроникам Сен-Жермена» Челси Куинн Ярбро не только потому, что они эротичны, — это было бы слишком явным упрощением. В подростковом возрасте я увлеклась вампирами, поскольку отождествляла себя с ними.

Вот теперь мои взрослые читатели качают головами.

«Каст куда-то занесло… опять», — думают они.

Конечно, это звучит дико. Как может подросток семидесятых годов — или, к примеру, начала двадцать первого века — «отождествлять себя» с вампирами? Следите за моей мыслью. Будучи подростком, я где-то в душе понимала вампиров, поскольку в глубине своего переполненного гормонами существа верила, что тоже бессмертна. Это естественная уверенность, идущая рука об руку с юношескими прыщами и уроками вождения, подростковыми страхами и школьными баллами, и, пока я не вернулась к этому в воспоминаниях, я и не осознавала, почему на самом деле стремилась проглотить все легенды о вампирах, какие только могла найти.

Задумайтесь об этом. Вампиры очаровывают не тем, что кусают нас и питаются нашей кровью. Ведь само по себе это не кажется привлекательным, даже в исполнении томного задумчивого красавца или пылкой девы. Но добавьте сюда способность жить практически вечно, застыть в потоке времени и никогда не стариться, — и это уже совершенно меняет дело. Вампиры восстают против времени и побеждают! Подростки это улавливают. Ведь сам смысл их существования в том, чтобы восставать против власти времени — выражается ли эта власть в появлении морщин, или в попытках родителей воспитывать отпрысков, или в грозящей всякому смерти. В этом все дело — по крайней мере, в значительной степени.

Надеюсь, теперь вы киваете и усмехаетесь.

«Каст никуда не занесло. Она стара, ясное дело, но ее не заносит. Пока», — думаете вы.

Разве удивительно, что Баффи произвела такой фурор? Ведь она олицетворяет саму суть подросткового бытия. Все, что касается Баффи и ее команды, — сплошное очарование. С одной стороны, для них конец света может случиться в любой день. С другой — Баффи кажется неуязвимой, и этому не мешает даже ее гибель, причем дважды! И в кого она влюбляется? В вампиров, конечно же. Да, Баффи гуляет и со смертными парнями, не желая признавать, что у нее никогда не выйдет ничего путного с обычными ребятами ее возраста (и вида). Ангел и Спайк стары и должны бы считаться чудовищами, но вместо этого Баффи чувствует в них родственные души и влюбляется в них. Почему — я имею в виду, помимо того, что они оба такие красавцы? Будучи вампирами, они символизируют все, что Баффи как подросток считает неотъемлемой частью себя: возможность жить бесконечно, не теряя очарования юности. И это работает! Спайк и Ангел вместе с Баффи привлекают и зрительниц, и вне зависимости от того, пятнадцать нам или пятьдесят, мы тоже хотим быть с ними — чтобы разделить всю прелесть достижимого бессмертия и вечной любви.

В этом направлении я веду игру и в собственном вампирском цикле для юношества «Дом ночи», который пишу в соавторстве со своей дочерью Кристин. В наших книгах героиня-подросток Зои Редберд сменяет жизни и миры — отказываясь от человеческого существования, чтобы вступить в мир вампиров, где она пройдет Превращение во взрослого вампира или умрет. Во время Превращения Зои изо всех сил пытается сохранить отношения со своим молодым человеком. Она не готова полностью принять магию, страстность и вечность вампиров, но в то же время ее неумолимо притягивает очарование этой расы, лучше всего представленной персонажами Эриком Найтом и Джеймсом Старком, в которых она видит олицетворение вечности. В более поздних книгах цикла появляется еще и таинственный падший ангел Калона — он действительно бессмертен в прямом смысле слова, — это и пугает, и привлекает Зои со все большей силой. А заодно с ней и читателей цикла.

Думаю, в легендах о вампирах есть кое-что еще, близкое именно подросткам, — страх, идущий рука об руку с обещанием вечности. Он похож на тот сладкий ужас, который вы испытываете, впервые задумываясь об уходе из дома. Вы хотите этого, предвкушаете и мечтаете об этом, но вас останавливает пугающая мысль, что стоит это сделать — и ничто уже не будет прежним. Однако даже сам этот страх волнует и зачаровывает. Вампиры несут на себе отпечаток того же волнения. Конечно, все мы можем преодолевать собственную нерешительность и тянуться к бессмертию, но, возможно, только