процентов…
— Вы полагаете, Рамон возьмет назад билль? — спросил седой депутат Ольдгет Ист, не желая слушать немецкой статистики.
— Рамон? Ни за что! Он скорее умрет.
— Странная история, — подытожил Ольдгет Ист, и с ним тотчас согласились три лондонских пригорода и одно провинциальное местечко.
Раздался резкий и продолжительный звонок, и толпа депутатов устремилась в коридор.
Статья 9 билля об улучшении путей сообщения была принята, и поправка: «Дальнейшее будет определено особой инструкцией» собрала правительственное большинство в двадцать четыре голоса. Исполнив долг, депутаты вернулись к прерванной беседе.
— Я всегда говорил и буду повторять, что член кабинета, если он настоящий государственный деятель, — изрекал почтенный депутат, — не должен обращать внимания на свои личные чувства.
— Правильно!
— Да, на свои личные чувства, — повторил оратор. — Прежде всего, он должен помнить о долге перед государством. Вы помните, что я говорил третьего дня Баррингтону, когда обсуждались сметы? Я говорил: честный государственный деятель должен обращать исключительное внимание на пожелания избирательного корпуса. Действия министра Короны должны сообразовываться с мнением большинства избирателей. Не столько даже с мнением, сколько с чувствами… нет, с высшими инстинктами… Одним словом, вообще… я тогда ясно выразил, что я понимаю под обязанностями министра…
— А я, — начал было Ольдгет Ист, но ему помешал лакей, подавший на блюде серо-зеленый конверт.
— Никто не терял письма?
— Как будто никто.
Старый депутат взял конверт и, порывшись в кармане, достал очки.
— «Членам Палаты Общин», — прочел он и поверх очков оглядел окружавшую его кучку.
— Какой-нибудь каталог, — пожал плечами толстый депутат из Западного Брондсбери.
— Не похоже, — ответил Ольдгет Ист, взвешивая письмо в руке.
— Значит, какое-нибудь объявление, — продолжал Брондсбери. — Я получаю их каждое утро: «Не зажигайте свечей с двух концов» или что-либо в этом роде. На прошлой неделе какой-то тип прислал мне…
Старый депутат вскрыл конверт. Прочтя первые строки, он густо покраснел:
— Будь я проклят!
И стал читать вслух:
«Граждане. Совет министров собирается провести меру, которая отдаст в руки злейшего из современных правительств горячих патриотов, самоотверженно работающих для освобождения своей страны. Министра, от которого зависит внесение этого законопроекта в Палате, мы предупредили, что, если он не возьмет обратно билля, мы вынуждены будем его убить. Нам чрезвычайно досадно было бы прибегать к такому крайнему средству, так как мы знаем, что министр этот вообще честный и неплохой человек. Поэтому обращаемся к депутатам старейшего в мире Парламента с просьбой употребить все свое влияние и убедить министра не настаивать на проведении билля. Будь мы обыкновенными убийцами или жалкими анархистами, мы легко могли бы взорвать это здание и похоронить под его обломками многочисленных депутатов уважаемого Собрания. Чтобы вы могли убедиться, что наши угрозы не шутка, мы просим вас взглянуть под стол у стены в этой комнате. Там вы найдете адскую машину достаточной силы для того, чтобы разрушить значительную часть этого здания.
Четыре Справедливых Человека ».
Приписка: «Мы вынули запал из адской машины, так что она не представляет опасности».
Прежде, чем письмо было дочитано до конца, лица слушателей побледнели. Тон письма был столь спокоен и убедителен, что глаза всех невольно направились в сторону стола у стены. Там было что-то черное и четырехугольное. Толпа законодателей в испуге отпрянула назад. На мгновение она застыла на месте, затем в страхе бросилась к дверям.
— Что это была за штука? — тревожно спросил премьер-министр, и спешно вызванный из Скотленд-Ярда эксперт по взрывным снарядам покачал головой. — Именно то, что названо в письме, — серьезно произнес он. — Адская машина с вынутым запалом. — И… — …достаточной силы для того, чтобы взорвать всю Палату, сэр. Премьер-министр взволнованно зашагал по кабинету, бормоча: — Дело становится серьезным… очень серьезным… — И вслух произнес: — Мы сказали уже так много, что нечего теперь скрывать. Передайте в газеты подробное сообщение о случившемся. Если найдете нужным, можете сообщить им также копию письма. Он нажал кнопку звонка и приказал бесшумно вошедшему секретарю: — Напишите начальнику полиции, чтобы он предложил тысячу фунтов в награду тому, кто выдаст автора письма, и тысячу фунтов и полную безопасность сообщникам, если они добровольно явятся в полицию. Секретарь ушел, но эксперт из Скотленд-Ярда остался. — Ваши люди установили, каким образом машина была внесена в Палату? — Нет, сэр. Полицейские посты были немедленно сняты, каждый полицейский допрошен отдельно. Никто из них не видел, чтобы посторонний человек входил либо выходил из Палаты. Премьер-министр задумчиво пошевелил губами: — Благодарю вас. Эксперт откланялся и ушел. На террасе Ольдгет Ист и красноречивый депутат пожинали лавры. — Я стоял совсем рядом, — сказал депутат. — У меня мороз пробегает по коже, когда я вспоминаю об этом. — Я спросил лакея, — говорил Ольдгет Ист осаждавшей его группе, — когда он подал письмо: «Где вы его нашли?» Он ответил: «На полу». Я думал, что это обычное объявление, и не хотел вскрывать, но кто-то… — Это я, — вмешался депутат из Брондсбери. — Я сказал… — Да, я помню, — любезно поклонился в его сторону Ольдгет Ист. — Прочтя первые строчки, я сказал: «Спаси нас, Боже!» — Вы сказали: «Будь я проклят!» — поправил депутат из Брондсбери. — Да, да, я сказал что-то кстати, — согласился Ольдгет Ист.
Три кресла, оставленные в партере в Мюзик-Холле на Оксфорд-стрит, были заняты одно за другим. В половине восьмого пришел скромно одетый Манфред, в восемь — Пойккерт, имевший вид почтенного дельца, в половине девятого — Гонзалес на безукоризненном английском языке потребовавший программу и севший между двумя сообщниками. Когда в ответ на патриотическую песенку галерея и задние ряды разразились оглушительными рукоплесканиями, Манфред, улыбаясь, наклонился к Леону: — Я читал в вечерних газетах. Леон кивнул головой: — Я едва не попался. Когда я вошел, кто-то заметил: «А я думал, что Бэскеу нет в Лондоне». Ко мне чуть не подошли и не заговорили.
«Граждане. Совет министров собирается провести меру, которая отдаст в руки злейшего из современных правительств горячих патриотов, самоотверженно работающих для освобождения своей страны. Министра, от которого зависит внесение этого законопроекта в Палате, мы предупредили, что, если он не возьмет обратно билля, мы вынуждены будем его убить. Нам чрезвычайно досадно было бы прибегать к такому крайнему средству, так как мы знаем, что министр этот вообще честный и неплохой человек. Поэтому обращаемся к депутатам старейшего в мире Парламента с просьбой употребить все свое влияние и убедить министра не настаивать на проведении билля. Будь мы обыкновенными убийцами или жалкими анархистами, мы легко могли бы взорвать это здание и похоронить под его обломками многочисленных депутатов уважаемого Собрания. Чтобы вы могли убедиться, что наши угрозы не шутка, мы просим вас взглянуть под стол у стены в этой комнате. Там вы найдете адскую машину достаточной силы для того, чтобы разрушить значительную часть этого здания.
Четыре Справедливых Человека ».
Приписка: «Мы вынули запал из адской машины, так что она не представляет опасности».
Прежде, чем письмо было дочитано до конца, лица слушателей побледнели. Тон письма был столь спокоен и убедителен, что глаза всех невольно направились в сторону стола у стены. Там было что-то черное и четырехугольное. Толпа законодателей в испуге отпрянула назад. На мгновение она застыла на месте, затем в страхе бросилась к дверям.
— Что это была за штука? — тревожно спросил премьер-министр, и спешно вызванный из Скотленд-Ярда эксперт по взрывным снарядам покачал головой. — Именно то, что названо в письме, — серьезно произнес он. — Адская машина с вынутым запалом. — И… — …достаточной силы для того, чтобы взорвать всю Палату, сэр. Премьер-министр взволнованно зашагал по кабинету, бормоча: — Дело становится серьезным… очень серьезным… — И вслух произнес: — Мы сказали уже так много, что нечего теперь скрывать. Передайте в газеты подробное сообщение о случившемся. Если найдете нужным, можете сообщить им также копию письма. Он нажал кнопку звонка и приказал бесшумно вошедшему секретарю: — Напишите начальнику полиции, чтобы он предложил тысячу фунтов в награду тому, кто выдаст автора письма, и тысячу фунтов и полную безопасность сообщникам, если они добровольно явятся в полицию. Секретарь ушел, но эксперт из Скотленд-Ярда остался. — Ваши люди установили, каким образом машина была внесена в Палату? — Нет, сэр. Полицейские посты были немедленно сняты, каждый полицейский допрошен отдельно. Никто из них не видел, чтобы посторонний человек входил либо выходил из Палаты. Премьер-министр задумчиво пошевелил губами: — Благодарю вас. Эксперт откланялся и ушел. На террасе Ольдгет Ист и красноречивый депутат пожинали лавры. — Я стоял совсем рядом, — сказал депутат. — У меня мороз пробегает по коже, когда я вспоминаю об этом. — Я спросил лакея, — говорил Ольдгет Ист осаждавшей его группе, — когда он подал письмо: «Где вы его нашли?» Он ответил: «На полу». Я думал, что это обычное объявление, и не хотел вскрывать, но кто-то… — Это я, — вмешался депутат из Брондсбери. — Я сказал… — Да, я помню, — любезно поклонился в его сторону Ольдгет Ист. — Прочтя первые строчки, я сказал: «Спаси нас, Боже!» — Вы сказали: «Будь я проклят!» — поправил депутат из Брондсбери. — Да, да, я сказал что-то кстати, — согласился Ольдгет Ист.
Три кресла, оставленные в партере в Мюзик-Холле на Оксфорд-стрит, были заняты одно за другим. В половине восьмого пришел скромно одетый Манфред, в восемь — Пойккерт, имевший вид почтенного дельца, в половине девятого — Гонзалес на безукоризненном английском языке потребовавший программу и севший между двумя сообщниками. Когда в ответ на патриотическую песенку галерея и задние ряды разразились оглушительными рукоплесканиями, Манфред, улыбаясь, наклонился к Леону: — Я читал в вечерних газетах. Леон кивнул головой: — Я едва не попался. Когда я вошел, кто-то заметил: «А я думал, что Бэскеу нет в Лондоне». Ко мне чуть не подошли и не заговорили.