Написав рифмованные строчки, как это полагается,
Я закрою платочком лицо, опустившись,
И напомню движеньями умирающего зайца,
Долго не спавшего и долго не евшего.
А душа закроется, как копилка железная,
И никто не поинтересуется заглянуть в шелку
На любовь, чьими то ножницами изрезанную
И разложенную по кусочкам на полочки.
Павел Широков
На мосту
Сыро и холодно… Проходят вереницы
Людей знакомых и чуждых навсегда.
Один из них хочет наклониться,
Посмотреть туда, где чернеет вода.
Трясутся от холода отражения в зыби
И манит лукавым спокойствием струя,
Словно говорит: «мы укачать могли-бы.
Мы нежны, мы чутки, не такие, как земля».
Он наклонившийся, перешагнул перила,
Качнулся вперед — и нет никого.
Вода всплеснула… распустилась… скрыла…
На мосту суетились, не зная отчего.
Смотрели, ждали любопытные лица,
Но скоро ушли все. Кругом, как всегда,
Сыро и холодно. Тянется вереница
Людей, неоставляющих в памяти следа.
Мальчик нищий
Опять дрожать весь день на холоде
И быть упрямым, как стена;
Всем говорить о едком голоде,
Выдумывать, что мать больна.
Пройдут вчерашние прохожие,
А ветер, не поняв слова,
Ударит руки смуглокожие
И где удар, там — синева.
Найти окурок, — он закурится
Не хуже свежих папирос,
И весело бежать по улице,
Дым важно выпуская в нос.
Сейчас мороз — как пламя в кратере,
Вкруг ярко, шумно без конца…
А после крики грязной матери
И ругань пьяного отца.
Вирелэ
Ночные улицы, как залы,
В лучах красивых фонарей…
И Вы, похожая скорей
На заключенных зло в овалы
Маркиз портретных галерей.
Пройдете улицы, как залы,
В лучах красивых фонарей.
Вам лучше-б — легкие порталы
Готических монастырей
И вычурные карнавалы,
Чем эти улицы — как залы
И искры бледных фонарей
С одним стремлением: скорей!..
Ночные улицы — как залы,
Где взгляд красивых фонарей
Бросает муть прошедших дней
На бесполезные каналы.
Но шаловливые кораллы
И Ваши взоры мин милей,
Чем эта улицы — как залы.
Сердца — неполные бокалы;
Я Вам сказать готов: «налей!»
Для Вас сплетая в вирелэ,
Как в нитках с жемчугом-опалы,
Ночные улицы и залы.
Николай Асеев
Гудошная
Титлы черные твои
Разберу покорничьим
Ай люли ай люли
Разберу покорничьим
Духом сверком злоем верой
Убери обрадову
Походи крутой игрой
По накату адову
Опыланью пореки
Радости и почести
Мразовитые руки
След на милом отчестве
Огремли глухой посул
Племени Баянова
Прослышаем нами гул
Струньевника пьяного
Титлы черные твои
Киноварью теплятся,
Ай люли ай люли
Киноварью теплятся.
Шепот
Братец Наян
мало по малу
выползаем к валу
старых времян
Видишь стрекач
Чертит раскосый
Желтоволосый
Лук окарячь
Гнутся холмы
с бурного скока
черное око
выцелим мы
Братец Ивашко
Гнутень ослабь
Конский охрап
Тянется тяжко
Млаты в ночи
нехристя очи
плат оболочий
мечет лучи
Братец Наян
Молвлено слово
Племени злова
Сном ты поян
Я на межу
черные рати
мги наложу
трое печати
Первою мгой
Сердце убрато
Мгою другой
Станет утрата
Отческий стан
третьей дымится
Братец Наян
что тебе снится?
Песня Андрия
Раскосое желтоволосое чучело
Ой смерть
Фыркало на меня, буркалы пучило
Ой смерть
Как стояли лыцари под Дубном
Ой смерть
Помолкали полковые трубы
Ой смерть
Заунывным ты дрожала бубном
Ой смерть
Отуманью занемляла губы
Смерть, смерть,
Не на двадцать весен сердце билось
Ой смерть
Не на двадцать ходенем ходило
Ой смерть
А и вот она лихая хилость
Ой смерть
А и вот казацкая могила
Смерть, смерть,
Ты не дуй мне в очи ветер Божий
Ой смерть
Не гони в лицо истому злую
Ой смерть
Как паду под чучельной рогожей
Ой смерть
Мертвым усом землю поцелую
Смерть смерть
Димитрий Крючков
«В радостной хламиде голубого шелка…»
В радостной хламиде голубого шелка
День подъехал рано к дремлющим полям.
Вкруг него — усмейность, птичий трепет, гам.
Ах, в лучисто-легкой, светлой одноколке
День подъехал рано к дремлющим полям.
И колосья дышат зыбчато и колко,
А над ними веет сень дневного шелка.
День подъехал рано к дремлющим полям.
Сергей Бобров
Лира Лир
Оратория
Необыкновенная поступь времени
Костьми ложится перед сим летом.
Совершаем над быстрым льдом
Этот лет мы — одни.
Жизнь, как мельница невозможностей,
Собирает тайное зерно: