- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (35) »
оканчиваются острыми шипами, как у розы. Такие шипы есть и у дятла, и он всегда упирается ими в дерево, когда долбит ствол.
— Я не против, — сказал лесник, — как вот хлопцы? Спустим доцента со скалы? — обратился он к пассажирам, которые сгрудились вокруг Антона Ивановича.
Кто-то хихикнул, оглядывая щуплую фигуру доцента:
— Умора, братцы! Лопнет печёнка либо верёвка! Нетто такой выдюжит?
— Отчего не попробовать? — сказал другой посмеиваясь. — Просто интересно, как у него душа в пятки уйдёт.
Вася шикнул на зубоскалов, Апсилей вынул трубку изо рта и сказал:
— Сами-то не полезете! А человек желает! И не просто, а для науки!
— Вот именно! — оживился Антон Иванович. — Это вовсе не праздное любопытство, уверяю вас.
— Верёвочка есть? — деловито спросил Андрей Силыч.
Шофёр глухо проворчал из-под машины, потом вылез и достал верёвку.
Мы обогнули Иконостас с востока и по пологому склону полезли на вершину.
Там Андрей Силыч морским узлом завязал верёвку под мышками у Антона Ивановича и добродушно сказал:
— Будешь ты как маляр в люльке!
Антон Иванович нервно поправлял галстук и одёргивал пиджачок, руки у него дрожали. Он подошёл к острой кромке скалы, которая отвесно спускалась к воде, как стена высотного дома, и носком ботинка попробовал, крепок ли грунт.
— Гранит потвёрже чугуна будет, — успокоил Вася.
Ему очень хотелось, чтобы доцент не отступил, спустился на верёвке.
Андрей Силыч подал нам конец верёвки и велел держать.
— Будь покоен, — сказал он доценту, — морскую службу всю прошли. Вира — подымай, значит! Майна — опускай! Ну, с богом!..
Антон Иванович, чуть побледневший, повернулся к нам, стал на корточки, опустил ногу в пропасть, крякнул и тотчас скрылся за уступом скалы. Верёвка змейкой ползла за ним, пока снизу не донёсся далёкий и незнакомый голос:
— Стоп!
Апсилей заволновался, глотнул дыма не в меру и раскашлялся. Он захлестнул конец верёвки за большой валун.
— Как бы он там не перевернулся. Горяч больно, а по горам-то и не хаживал.
Я подполз к самому краю пропасти и глянул вниз.
— Что там? — спросил Андрей Силыч, который держал верёвку, откинувшись грузным телом назад и упираясь ногой в камень. Верёвка резала ему руки.
У меня закружилась голова; далеко внизу бежала Бия.
Антон Иванович, крохотный, болтался где-то над ней, птицы облепили его, как пчёлы, летали вокруг, чуть не задевая крыльями по лицу. Упёршись в скалу, он отмахивался от них, руками шарил в норе. Затем быстро спрятал что-то в карман — кажется, яйцо.
— Может, поднимать пора? — тревожно спросил Андрей Силыч. Я крикнул вниз, и тотчас из-за скалы послышался далёкий голосок Антона Ивановича: — Вира! Мы дружно ухватились за верёвку и потащили. Скоро показались помятая, выпачканная пылью зелёная шляпа, затем кисти рук, следом за ними — сияющая физиономия Антона Ивановича. Лесник одной рукой легко подхватил доцента за воротник и вытащил из-за скалы, как кутёнка. От радости, что всё обошлось благополучно, он даже шутя перекрестился. Маленькая научная экскурсия была закончена. Вскоре машина была исправлена, и мы продолжали свой путь. Ничего особенного не случилось за этот час, но настроение у всех почему-то изменилось. Никто больше не ворчал, не торопился, и все наперебой расспрашивали Антона Ивановича о стрижах. — Чудеса! — удивлялся шофёр. — Сколько раз езжу мимо Иконостаса, а про этих птиц и не подумал. Что ни поворот, то красивее и красивее становилась дорога. Грозно высились над рекой седые бомы, заросшие лишайниками, накрытые зелёными шапками из кедров. Широкие, тихие плёсы всё чаще и чаще сменялись порогами, где вода кипела и пенилась. А в машине шёл нескончаемый разговор о стрижах. Эта маленькая колючехвостая птичка почему-то стала главным событием дня…
— Может, поднимать пора? — тревожно спросил Андрей Силыч. Я крикнул вниз, и тотчас из-за скалы послышался далёкий голосок Антона Ивановича: — Вира! Мы дружно ухватились за верёвку и потащили. Скоро показались помятая, выпачканная пылью зелёная шляпа, затем кисти рук, следом за ними — сияющая физиономия Антона Ивановича. Лесник одной рукой легко подхватил доцента за воротник и вытащил из-за скалы, как кутёнка. От радости, что всё обошлось благополучно, он даже шутя перекрестился. Маленькая научная экскурсия была закончена. Вскоре машина была исправлена, и мы продолжали свой путь. Ничего особенного не случилось за этот час, но настроение у всех почему-то изменилось. Никто больше не ворчал, не торопился, и все наперебой расспрашивали Антона Ивановича о стрижах. — Чудеса! — удивлялся шофёр. — Сколько раз езжу мимо Иконостаса, а про этих птиц и не подумал. Что ни поворот, то красивее и красивее становилась дорога. Грозно высились над рекой седые бомы, заросшие лишайниками, накрытые зелёными шапками из кедров. Широкие, тихие плёсы всё чаще и чаще сменялись порогами, где вода кипела и пенилась. А в машине шёл нескончаемый разговор о стрижах. Эта маленькая колючехвостая птичка почему-то стала главным событием дня…
Первая ночь в тайге
В сумерках мы отдалились от бурной Бии, которая весь долгий вечер шумела справа, обогнули утёс и выехали на плоский берег спокойной, широкой и мутной реки Лебедь. Отблесков заката не было видно даже на самых высоких вершинах. Наступала ночь, надо было думать о ночлеге, и шофёр торопился с переправой. Да и нам надоело подпрыгивать на узкой и жёсткой скамье, глотать пыль, трясти головой на ухабах и нечаянно прикусывать язык: мы уже сидели в кузове десять часов. — Эй, перевоз! — гаркнул Андрей Силыч, как только машина остановилась. — Максимыч! Аль заснул? На том берегу из сторожки возле парома вышла девочка в светлом платье. — Это вы, Андрей Силыч? — Я, Настенька! — Дедушка больной, а я не осилю паром перегнать. Скоро папка придёт, он в мэтээс на работе. — Не осилит, это верно, — сказал Андрей Силыч шофёру. — У неё, брат, всего одна сила, да и та комариная! Пассажиры, которые уже привыкли ко всяким оказиям в пути, недовольно побурчали, поохали и стали вылезать из кузова. Андрей Силыч по-хозяйски осмотрелся на полянке. — Пришвартовались мы на долгий час. Разжигай-ка ты, Вася, костёр, покажем, чего наша тайга стоит: поилица и кормилица. Апсилея попросим нарвать кислицы для чаепития. Вася разжёг костёр и приладил над ним медный чайник Апсилея. — Перед чаем хорошо бы ушицы отведать! — размечтался Андрей Силыч. — Настенька! — Эй! — отозвалась в темноте девочка за рекой. — Щучки у вас нету? — Нет! Поглядите в верше, может, туда чебачки понасадились. Ищите ниже переправы, возле куста. — Апсилей! — крикнул Андрей Силыч старику, который уже шумел в кустах смородины. — Луку нарви, луку! Да побольше! Скоро Вася уже хлопотал на берегу: чистил и мыл чебачков. Апсилей притащил целый ворох ветвей смородины и большой пучок зелёных перьев дикого лука. Мы расположились под кедром и начали угощаться ухой, приправленной горьким луком. А потом Андрей Силыч нарвал пучок пожухших листьев бадана, похожих на лопушки подорожника, мелко нарезал их и бросил в кипящий чайник. Чай этот был очень тёмный. Он припахивал распаренным листом молодого дуба и связывал дёсны. Пили мы его с кислицей — красной смородиной — и морщились. Но ужин всем понравился, особенно Антону Ивановичу: он восторгался тайгой и её дарами. А шофёр сидел мрачный. — Ты что это? — спросил его Андрей Силыч. — Я вот всё кумекаю, куда нам податься. В Турочак ехать ночью не резон — где людей устроим? Завезу-ка я вас к приятелю, на ферму. Она где-то недалеко тут. На сене отдохнёте, а утром — дальше. Ты как думаешь? — Давай! — ответил за всех Андрей- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (35) »