Силыч. — Пассажиры всё дальние, им где бы ни ночевать. Хоть бы и тут, чем плохо?

— Дружка давно не видал.

— Так бы и сказал! Ну, как знаешь.

Апсилею, видимо, понравилась мысль ночевать на свежем сене. Он что-то придумал, усмехнулся и сказал Андрею Силычу:

— Верно говорят, Андрей, что ты всю морскую службу прошёл?

— Всю как есть! И палубу драил в матросах, и в дудку свистел — боцманом был.

— И плаваешь, как рыба?

— Не хуже!

— Так чего же ты пузо у костра греешь, перевоза ждёшь? Плыви на тот бок Лебеди, гони сюда плот!

— Ну и мудрец ты, Апсилей! Флотские в таких делах не отступают! — Андрей Силыч пошёл к берегу, на ходу снимая бушлат и фуражку.

Через час мы переправились.

Настин дедушка, Максимыч, показался на пороге сторожки и долго объяснял шофёру, как проехать на ферму таёжной дорожкой.

— Сам бы вас проводил, да обратно не дойду. Держись левее, а потом прямо. От нас — вот так. — И он махнул рукой в сторону мрачной тайги.

Короткая торная дорожка скоро кончилась, и от неё потянулись две широкие тропки, по которым никогда не ходила машина.

Шофёр взял влево. Андрей Силыч и Вася стали в кузове, держась за крышу кабинки, но по лицам начали хлестать еловые ветки, и им пришлось сесть рядом с нами.

В свете фар тайга казалась страшной.

Из непролазной травы и кустов всюду возникали какие-то чудовища, раскинув лапы-крылья. А позади машины эти чудовища качались и дрожали. Это были поваленные бурей старые деревья. Они догнивали на земле, раскидав вокруг ветви и вывернутые коренья.

Машина прыгала на колдобинах, кузов скрипел. По бортам — то с мягким шорохом, то с каким-то жалобным визгом — чиркали ветки мохнатыми лапниками. На нас сыпалась труха, пыль, паутина, какие-то жучки и всякая другая таёжная нечисть.

Кончилась и эта тропа. На развилке виднелись три узкие дорожки, но никто не знал, по какой из них нужно ехать.

Шофёр остановился в раздумье. А через минуту он уже спал за баранкой: долгая дорога его умучила.

Где-то в стороне шумела Бия, словно там шёл по тайге проливной дождь. Где-то страшно ухал и смеялся филин. Вокруг нас тонко, назойливо пели комары.

Андрей Силыч разбудил шофёра и заставил его ехать по средней дорожке.

Мы перескочили через топкий ручей, залезли на крутую сопку и наконец забрели в такие дебри, где не было даже узкой, как половица, звериной тропы.

В машине поднялся крик: одни предлагали повернуть к переправе, другие требовали пробиваться к Турочаку.

— Идите вы все к лешему! — заорал шофёр. — Митингуете? Хоть бы вас комары заели! Я и сам бы рад в Турочак попасть, да где он?

Антон Иванович дремал, припав к моему плечу. Но когда с досады закричал шофёр, он решил, что нужно действовать.

— Апсилей! — обратился он к старику. — Вы человек таёжный и, конечно, догадываетесь, где Турочак. Надо же успокоить людей!

Старик, молчавший от самой переправы, встал, поправил малахай и поглядел в небо. Смотрел он долго и что-то шептал.

— Турочак потеряли? Однако, он в той стороне. — Апсилей махнул рукой круто влево. — Алтын-Казык на месте стоит, — показал он на Полярную звезду, еле заметную в густом сплетении ветвей. — И Турочак на месте стоит. Только звезда сбоку, а должна быть сзади. Вернись, шофёр, и поезжай вправо. Апсилей точно говорит!

Старик даже устал от такой речи, сел и принялся разжигать трубку.

Шофёр стал разворачиваться и, по привычке, подал сигнал. И вдруг в той стороне, куда указывал Апсилей, прогремел выстрел. Грохнул, заставил всех замолчать и замер.

Но тишина длилась недолго.

Где-то зарокотало позади нас в горах, покатилось дальше и дальше, затихая и снова бухая: тяжело, мягко. Звук словно рассыпался среди гор. Но сейчас же грохнуло слева, и опять послышался рокот грома, но уже более слабый. Ухнуло где-то очень далеко, подрожало, погудело, и всё стихло, словно утонуло в чёрной ночной тайге.

— Какое эхо! — с восторгом сказал Антон Иванович. — Никакой музыки не надо! — И тихо добавил: — Апсилей прав, нужно ехать на выстрел.

Шофёр включил газ, развернулся, ломая кусты, перемахнул через ручей и вырулил вправо.

Через двадцать минут мы уже были на большаке, невдалеке от переправы через Лебедь.

Домой возвращался отец Настеньки. Он понял, что мы заблудились, и выстрелил. Мы не дождались его у переправы, зато он выручил нас в тайге.

Ночёвкой возле сторожки, вповалку у костра, мы и закончили свою первую ночь в тайге.

Телецкое озеро

На третий день пути в деревушке Кебезень распалась вся наша дорожная компания.

Андрей Силыч и Вася ранним утром ушли на Телецкое озеро: налегке они могли попасть туда за шесть часов. Апсилей где-то пропадал полдня, потом явился верхом на старой гнедой кобыле, пригласил нас к себе в гости и распрощался.

А мы с Антоном Ивановичем просидели до позднего вечера в чайной: всё ждали попутной машины. Чаю выпили ведра два и впервые отведали котлет из жёсткого и тёмного на вид, но довольно вкусного мяса дикого оленя — марала.

— Может, пешком дойдём? — в какой уже раз спрашивал Антон Иванович.

Я молча отмахивался. Да и сам он хорошо знал, что с нашим тяжёлым грузом мы далеко не уйдём, в крайнем случае — не дальше лесопилки. А она стояла на окраине деревни, и там весь день надсадно и звонко визжала круглая пила.

Мы так стремились к Телецкому озеру и оно было почти рядом, а вот поди! Я отмахал от Москвы пять тысяч километров, пока добирался к нему. Осталось не больше тридцати. И никакой надежды увидеть его сегодня!

Чайную закрыли, и мы отправились на ночлег. И удивительно крепко спали на полу в школе, на голых досках. За окном монотонно шумела Бия. А потом повалил дождь — самый что ни на есть косохлёст, с хорошим свежим ветром.

Наступил день четвёртый — хмурый, но без дождя и прохладный. Мы пошли на Бию умываться. Река помутнела за ночь и стала страшной. Выше деревни, у лесопилки, она пенилась на пороге. Хлопья желтоватой пены большими шапками мчались по реке, прибивались к берегу и мешали нам умыться. В чайной подошёл к нам алтаец, шофёр. Он подсел к столу, оглянулся, не слышит ли буфетчица, и сказал, что может перекинуть нас на озеро.

— Дорога, однако, совсем плохая, опасно, но довезу. Только пускай народ соберётся.

— А сколько тебе людей нужно? — спросил Антон Иванович.

— Ну, человек десять — пятнадцать. По пятёрке с каждого, вот и дело будет.

— Понимаешь, терпенья нет сидеть тут. Я тебе дам пятьдесят рублей, и поехали. Войдёте в долю? — спросил Антон Иванович у меня.

— Конечно!

— Вот и по рукам!

— Не могу, однако, — ответил шофёр. — Это, может, в городе