относятся к этому более философски?
Наверное, поэтому они тут иногда и знакомятся, и женихаются, хотя большинство
считает это неприличным, вроде... Американцы к этому относятся
проще.
А как зовут его пассию? Впрочем, какая разница, не о ней же речь. Допустим, Алла. Я
ее никогда не видел. Возможно, лет на пять-шесть моложе Эли. Вспомнил разговор двух
старушек на бордвоке:
- Смотри! - Невысокая худенькая бабуля лет 70-и с большим гаком, приподняв юбку, показывала второй ногу в черных колготках. - А что, так ещѐ ничего, да? Когда вен не видно.
А? Ты бы видела, как ОН смотрел!
- Ну ладно! Ноги - о’ кей! А что ты с мордой делать-то будешь? С яблочком твоим печѐным?
- А то ты не знаешь! Полкило макияжа, рюмка вина - и буду, как новенькая! А он что -
Ален Делон?
Вот и Аллу эту я представил такой же старушкой. Лет пять назад меня бы передѐрнуло от
отвращения. Потом понял: старость - это молодые желания в старом теле. Почему бы и нет?
Мне, помнится, в тридцать пятидесятилетние казались такими старперами - жуть! И вот мне
пятьдесят пять, моей подруге - пятьдесят два... Представляю, что думает о нас мой
двадцатилетний племянник.
А познакомились они здесь же, на скамейке. Его прихватило сердце, боль, дышать нечем. А
нитроглицерин дома забыл. И рядом дом-то, да не дойти. Но вдруг...
- Простите, вам нехорошо? Что-то случилось? Сердце? Вот у меня есть валидол и нитронг, здешним лекарствам как-то не доверяю, мне оттуда привозят. Давайте-давайте, сейчас я вам
сумочку подложу под голову, вот так! Ну что, легче?
Сердце отпустило быстро, 5-6 минут, но женщина присела рядом, с тревогой заглядывала в
глаза, предлагала вызвать” Скорую”... Видимо, давно о нѐм никто так не заботился. Потом
домой проводила - оказывается, живут в одном подъезде. Впрочем, там всего-то один и
есть.
Так и стали встречаться. Правда, не знаю, как это выглядело ночью, но, может, и никак, возможно, ночь им была и не нужна. До поры, до времени. Но ведь они решились сходиться, жить вместе. Не для того же, чтобы горшки выносить друг за другом, для этого
хоуматтендант есть! Но днем понятно: гуляли, небось, взявшись за ручки, и говорили, говорили, говорили...Поговорить-то есть о чѐм: и нынешнее, и прошлое длиной в жизнь, хоть и быстро пролетевшую, да много вместившую... Ну и, конечно, внуки- правнуки, глупые, непоседливые, торопливые. И никакого уважения-почтения к старикам, а ведь их
опыт...И невдомѐк им, старикам, что опыт-то у них - из совсем другой жизни, а
сегодняшнюю они не видят и не понимают! Да и когда молодым про их ошибки слушать, свои некогда делать будет!
А между собой им было хорошо - и немного страшно, трудно в старости привыкать друг к
другу, притираться...Или нет? Уже не спросишь. Может, и страхи - волнения свою лепту в
смерть внесли?
Но решили - значит, решили! Всѐ, завтра!
А завтра он не пришел.
Ни утром, ни днѐм.
И она уже поняла, что-то случилось, но всѐ ещѐ надеялась, побежала к нему, а дверь никто
не открывал, побежала в офис, открыли дверь, вызвали “Скорую”,но уже ничего не нужно
было. Ничего и никого.
ФАТА МОРГАНА
Каюсь: ставя перед сыном задачку: решить одно уравнение с двумя неизвестными - я
немного слукавил.Это для него они были всего лишь Икс и Игрек, для меня же это Илья и
Генриетта, мои приятели. Сын об этом не знал: он ведь у меня только гостит, живет же на
другом конце Нью Йорка. И того, что Илья был заядлым рыбаком, он тоже не знал: сын
приезжал сюда рыбачить только в свои выходные, Илья же рыбачил исключительно в
будние дни, не любил многолюдства, так что встречаться на берегу им не доводилось.
Они мои ровесники. Вернее, Илья, Генриетта лет на десять моложе нас, ей всего лишь
около семидесяти.
Любопытно, как его, сына то есть, фантазии наложатся на мои реалии.
Всѐ это в считанные мгновения пролетело где-то по самому краю сознания, так что я
не сразу врубился в главное: Ильи-то уже нет, умер Илья! И, хотя в нашем стариковском
комьюнити чуть ли не каждый день у какого-нибудь из пяти наших двадцатиэтажных
билдингов появляется неразлучная "пара гнедых"- "Скорая" + полицейская - и кого-то, укрытого с головой простынѐю, увозят ногами вперед, это будни. И событие, главное в
жизни каждого человека, для соседей его часто остается даже незамеченным. Ну, может, царапнет чью-то душу, и то не очень. Мы все ведь уже на финишниой прямой, каждый это
знает - против природы не попрешь.
Вчера вечером Илья шел с рыбалки веселый - аж четыре "собаки" поймал! Угощал
рыбой старую Голду. Той страсть как хотелось свежей рыбки, а брать опасалась: рыба какая-
то незнакомая, лопоухая - передние плавники как уши у легавой собаки, и кто ее знает, кошерная ли, можно ли ее есть еврею, а спросить не у кого, синагога далековато. И разве в
этом чертовом океане нельзя поймать леща, или щуку, или карпа? Просто этот шлимазл Эля
не умеет их ловить,- решила Голда и дар не приняла.
Голде уже далеко за девяносто, сухая, согбенная, как вопросительный знак, каждое утро
шкандыбает она по бордвоку, резво так семенит птичьими ножками, зимой и летом в
сандалиях на босу ногу, далеко забирается , километра за три. А Илье всего 80, и его уже
нет. Правда, мы прошли войну, а даже советские кадровики считали год на фронте за три, так что мы с Ильей можем считать, что и нам, как той Голде, за 90. И мы еще не самые
дряхлые.
И вот приплелся он вчера вечером с рыбалки, раздарил соседкам своих "собак", должно
быть, принял с устатку стопку водки, уснул и не проснулся. Вероятно, так и было. А я
вечером с кем-то резался в шахмотья.
И раз этот артист Григорий трезвонит, значит, Илью уже увезли, у нас ведь без церемоний.
Церемонии это где-то там, где захотят родичи. У Ильи, кажется, их и вовсе не было.