битком, и поработать в пути не получилось... Куда они все? Рабочий день начинается в восемь, в девять, в десять утра, а сейчас... И целыми днями так, и повсюду, во всех переулках... В Москве ему было невыносимо, удушливо, тесно. Но деваться некуда - приходилось жить здесь.

Наталья Алексеевна стояла, где условились - у ресторана "Армения". Кому-то звонила по мобильному. Наверняка - ему.

- Ната... Наталья Алексевна... - Роман Валерьевич сделал вид, что запыхался. - Простите, пожалуйста... Ужасные пробки.

- Да, я сама только что добралась. - Она спрятала мобильный в карман, улыбнулась: - Здравствуйте! День-то какой. Весна...

Наталья Алексеевна общалась в основном с иностранцами, и, наверное, поэтому мало походила на русскую. Невысокая, полноватая, с короткими волосами, в очках, в брюках, каком-то сером полупальто... Так пожилые немки выглядят. Может, и вообще европейки, но кроме Германии Роман Валерьевич нигде не бывал...

- В доме, где встреча, - говорила Наталья Алексеевна, когда пошли по Тверскому бульвару в сторону Никитских ворот, - протек потолок. Я предложила отменить, хозяйка отказалась. Нас уже ждут.

Чтобы что-то ответить, Роман Валерьевич бодровато сказал:

- Тут, кажется, недалеко. - Не сбавляя шага, закурил, взглянул направо, где пыльно желтело здание Литературного института.

Он много где учился - в разных педах, в ПТУ, в училище культуры на кларнетиста, но закончил лишь два заведения - поварскую школу КГБ СССР в Петрозаводске (не закончить ее было невозможно, так как учился он во время армейской службы) и вот это - Литературный институт в Москве.

На первом курсе еще решил бросить - пили в общаге каждый вечер до отруба, зимнюю сессию сдать удалось наполовину и в деканате требовали ходить и умолять преподавателей досдать, выклянчить зачет или тройку. В итоге Роман Валерьевич (в институте приятели звали его "Хрон", потому что любил выпивать) устал, запутался и стал собираться домой. "На хрен всё это!"

Спасибо добрым людям - преподавателям, - убедили продолжить учебу, сказали, что он, Роман, нужен литературе. И в те же дни встретилась ему будущая жена - красивая женщина с квартирой... В общем, остался, доучился, получил диплом, прописку. Еще студентом его стали публиковать.

После выпуска прошло пять лет, Роман Валерьевич находился в свободном полете. Редакции, издательства, редактура, халтура, повести и рассказы в журналах, - большинство проходных, но иногда заметные, - гонорары, премии, чтения, творческие вечера в полупустом Малом зале Центрального дома литераторов...

Приехал в Москву в двадцать пять, сейчас ему тридцать пять. Еще через десять лет будет сорок пять, потом - пятьдесят пять... Встречая на фуршетах своих старших товарищей, вроде бы благополучных писателей, Роман Валерьевич видел, что большой славы и уважения годами писания и публикации текстов не нажить, всё, в лучшем случае, будет продолжаться вот так. Для настоящей славы нужно какое-то чудо, а какое именно, он не знал. И спросить было не у кого - прославленные на фуршеты не ходили. Или ходили на какие-то другие, для прославленных.

День был веселым - солнце припекало, с крыш активно капало, и иногда на тротуар падали сосульки, разбивались на искристые, слепящие глаза кристаллики.

- Ну вот, почти пришли, - сказала Наталья Алексеевна возле серого здания ТАСС. - Большая Никитская двадцать четыре. Я здесь еще не была... мы ведь в разных местах собираемся.

Роман Валерьевич уважительно мыкнул.

Нашли нужный дом, набрали по бумажке код, и замок запищал, давая понять, что дверь открыта. По пологой лестнице поднялись на последний четвертый этаж. Позвонили в квартиру восемь.

- Хэл-ло-о! - встретила симпатичная, внешне совсем молоденькая, прямо лет семнадцати, девушка. - Пожалуйста, прошу.

Но при свете в прихожей Роман Валерьевич увидел на ее лице множество мелких морщинок - будто лист бумаги долго-долго мяли и терли, а потом тщательно разгладили. Да и кожа была тонкая, поношенная. Как у всех иностранок, которых он видел...

- Нужно разуться, - улыбаясь, сказала она.

Нет, все-таки симпатичная. И фигура есть, и одета со вкусом, хоть и без наворотов. Бордовая кофточка с широким, открывающем наливные плечи воротом, внизу из-под этой кофточки торчит другая, пестрая, какая-то хипповская. Голубые джинсы с низкой талией, черные женские носочки. Волосы густые, вьющиеся, рыжеватые. Глаза блестящие. Приятно на такую смотреть.

- Познакомьтесь, - сказала Наталья Алексеевна, - Роман Валерьевич...

- О-о! - лицо морщинистой девушки вытянулось в восторге и удивлении, улыбка стала еще шире, обнажились крупные белые зубы. - Оч-чень приятно! - Подала ему руку.

Потом Наталья Алексеевна представила девушку; Роман Валерьевич не расслышал имени (он вообще плохо запоминал имена), но понял, что она хозяйка квартиры и она из Бельгии... Про Бельгию ему много рассказывал его приятель, тоже писатель, Илья Кочергин. В прошлом году он месяц проторчал там по гранту на какой-то вилле.

Илье выдали компьютер, предоставили питание, покой, а он скучал по жене и по России, часами с тоской наблюдал, как бегают по лужайке за окном белые кролики. Теперь же, сидя в своей двухкомнатке на юго-восточной окраине Москвы, писал об этом повесть...

- Да, Бельгия, - вздохнул Роман Валерьевич, - знаю, знаю.

- Вы посещали Бельгию?

- Нет, к сожалению. Но много слышал.

- О, там очень хорошо. - Говорила хозяйка по-русски слишком правильно и выразительно и этим выдавала в себе иностранку. - Очень красиво.

Квартира была непохожа на квартиру - никакого хлама, громоздких шкафов, сервантов с сервизами, ковров. Почти пусто. Скорее напоминало место для неформальных встреч - некоторые крупные издательства имеют такие помещения в жилых домах. Иногородние авторы там останавливаются, душевное и одновременно деловое общение происходит... Но здесь явно жили - в соседней с гостиной комнате Роман Валерьевич заметил двуспальную кровать, мужской галстук на спинке стула.

Больше всего впечатлил потолок. Как в Питере - метров пять, но не закопченный, а белоснежный, с лепниной по краям. Правда, портило его в гостиной желтое пятно, с которого в пластиковый таз время от времени падали капли.

- Такое несчастье, - углы губ хозяйки загнулись книзу. - Крыша. Сказали: слишком быстро... снег быстро... - Она запуталась, подбирая слово, просительно взглянула на Наталью Алексеевну.

- Слишком резко стал таять снег? - сформулировала она.

- О, да, так! Проходите.

В углу огромной, объединенной из двух комнат - на стенах были заметны следы перегородки - гостиной, вокруг журнального столика сидели несколько женщин. Стопроцентные иностранки. С избыточным весом, в мешковатой