желательной в мирном, реформистско-демократическом духе”.
Глеб Бобров.
Чужие Фермопилы. Рассказ. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 12
<http://magazines.russ.ru/zvezda>.
“Время действия „Чужих Фермопил”, — пишет во вступлении соредактор „Звезды” Яков Гордин, — начало восьмидесятых, разгар афганской войны. Вполне советские времена. Место действия — „реабилитационный центр Азадбаш. Формировочная дивизия под Ташкентом”.
То, что происходит в Азадбаше, нельзя, разумеется, распространять на всю армию. Но это — пространство концентрированной жестокости, садистского безумия, расчеловечивания, которые в ослабленной форме были, да и остались характерны для многих воинских подразделений, частей и соединений. Азадбаш — квинтэссенция армейских уродств. И, что не менее трагично, — нарыв межнационального напряжения, взаимного презрения и подозрительности, который через несколько лет прорвется так называемыми „локальными конфликтами”, кровавым сведением исторических счетов. <…> Хотя „Чужие Фермопилы” — художественная проза, редакция помещает рассказ в публицистическую рубрику „Армия: война и мир”. Нашему читателю не нужно объяснять — почему”.
Первая треть “9 роты”, к примеру, — просто детский сад по сравнению с прописанным здесь мочиловом. Фильм про Азадбаш пришлось бы назвать “Мутанты в казарме”.
Фазиль Искандер.
Предметы жизни. Стихи. — “Знамя”, 2006, № 1
<http://magazines.russ.ru/znamia>.
В ожидании письма от друга
Спустился вниз к почтовому ящику.
…Мертвая бабочка в пустом почтовом ящике.
А ведь бабочка могла выпорхнуть и улететь,
Если б я в ожидании письма от друга
Каждый день спускался к почтовому ящику.
(“В ожидании письма”)
Александр Кушнер.
На вашей стороне. Стихи. — “Знамя”, 2006, № 1.
Все эти зеленя, увалы и отлоги,
Что Пушкин знать не знал, встречались по дороге
Ему, лощины те, и взметы, и жнивья.
Они еще войдут в приметливую прозу,
Наскучат нам еще, и выстрел из ружья,
И тетерев, мешком упавший под березу.
Все это столько раз пересечет сюжет
И так загромоздит его, что смысла нет
Теперь вникать в рассказ; сиреневым исподом
Земли свою любовь предъявят к мужику.
А Пушкин все равно сильней любим народом,
Хотя и не считал себя пред ним в долгу.
Ольга Лебедушкина.
Про людей и нелюдей. — “Дружба народов”, 2006, № 1
<http://magazines.russ.ru/druzhba>.
“Все „нел
ю
ди” Пелевина, Лукьяненко, Акунина и Крусанова — это на самом деле люди. Скажем, у Лукьяненко схема всех „Дозоров” настолько изношена литературой, что практически пришла в негодность при всей ее вечной правоте — это противостояние личности надличностным интересам системы, трудовые будни „маленького сверхчеловека” (Д. Черногуз). Пелевин и не скрывает, что его героиня в „Священной книге оборотня” — среднее арифметическое, извлеченное из Лолиты и Ады, а что касается брутальных красавцев в штанах с лампасами, то несть им числа и в литературе, и в кино. И дело лишь за тем, чтобы или превратить „маленького человека” в мага, или приделать ему хвост. Нынешняя культурная ситуация такова, что уже нельзя заставить весь мир читать про Оливера Твиста. Но если посадить его на метлу — то можно. Я не случайно вспоминаю здесь Джоан Роулинг, потому что мнимый постгуманизм нашей отнюдь не массовой литературы имеет все ту же „масскультовую” природу. И, вернемся к тому, с чего начали, дело здесь не в постмодернистских приемах, а в чем-то куда более серьезном — в кризисе героя. Как известно, отличие литературы „элитарной” от литературы „массовой” состоит не в том, что одна — „для умных”, а другая — „для идиотов”. Разница, как написал некогда Джон Кавелти, — в разнонаправленности векторов мышления. „Нетленка” и все, что претендует на это звание, живет за счет того, что берет индивидуальное и делает его всеобщим. „Масскульт” озабочен тем, чтобы взять всеобщее в готовом виде (так называемую „формулу”) и придать ему хотя бы минимальную индивидуальность за счет запоминающейся детали или эффектного ракурса. Поэтому в первом случае, если речь идет о герое, успех гарантируется уникальностью характера, а во втором — уникальностью использования формулы. И кажется, наша „серьезная” (в той или иной степени) словесность готова пойти по этому — „формульному” — пути.
Вряд ли здесь стоит обвинять жизнь в отсутствии характеров, а время — в тотальном корыстолюбии и коммерческом бесстыдстве. И модные культурологические теории здесь только отчасти „при чем”. Всякий раз, проходя очередной кризис, литература оказывается наедине с самой собой. Как она выйдет из этой переделки, посмотрим. А нынче будем по-прежнему ждать „рефлектирующего героя” — мутанта, или „деятельную героиню” — вампиршу, или, в конце концов, воскресшего Лермонтова, отсидевшегося в другой галактике. Пока еще это даже интересно читать…”
Открою тайну: уже не всем интересно.
Надежда Мальцева.
Не в мудрости горя премного — в любви, что не ведает трус. Стихи. — “Дружба народов”, 2006, № 1.
..............................................
И вот мы одни — не поем и не строим,
не славим ни старый, ни новый режим,
да что там! — хотя б на Восток под конвоем
не едем, на Запад тайком не бежим!..
Блажен головы приклонить не имеющий,
на вечном распутье жемчужины сеющий,
отпущенный раб, что взирает во тьму
с надеждой о доме, ненужном ему.
Забытые вырубки, колкая стружка...
Вернутся ли дикие пчелы сюда?
О чем, улетая, кричала кукушка?
Сверчок на шестке не оставил следа.
А мы — мы застыли в кругу ожидания,
как бедному Гамлету милая Дания,
мы снимся себе, и готова тропа
явить нам сокровища и черепа.
(“Фокстрот на разрыв аорты (Садовая-Каретная, 8)”)
Сергей Маркедонов.
Дагестан. — “Дружба народов”, 2006, № 1.
С заведующим отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа здесь беседует редактор раздела “Нация и мир” Ирина Доронина. Очень интересная, многопластная публикация.
“С. М.:
В Дагестане <…> в большей степени антимахачкалинские, чем антимосковские действия, хотя, конечно, это никого не должно расслаблять. Дело в том, что в процессе „возрождения ислама” обозначились фундаментальные противоречия между тарикатистами (суфиями) и салафитами (ваххабитами).
И. Д.:
Откуда вообще это слово — ваххабиты?
С. М.:
Слово „аль-ваххабийа” образовано от имени основателя религиозно-политического движения