Казаряна. Казарян, лежавший на травке у загаженной церкви, покусал пресный листочек липы и сказал:
— Будем ждать темноты.
В сумерках приехал Смирнов. Увидел Казаряна, прилег рядом. — Что будем делать? — спросил у него Казарян. — Подождем еще чуток. Из избы никто не выходил? — Никто. — Они что там, под себя ходят? — Чего не знаю, того не знаю. — Вас не просекли? — Был уверен, что нет. А теперь сомневаюсь. — Могут уйти ночью? — Больно открыто. Маловероятно. — Но возможно. Будем брать через полчаса, — Смирнов встал, одернул гимнастерку, подтянул ремень с кобурой, потом опять сел, снял сапоги, перемотал портянки и снова обулся. Был он в своем удобном для черной работы хе-бе бе-у. — Я первым пойду, — сказал Казарян. Смирнов насмешливо на него посмотрел, ответил: — Порядка не знаешь. Закупорили-то как следует? — Не сомневайся. Жестом остановив Казаряна, Смирнов, стараясь не наступать на грядки, двинулся к избушке. Метрах в тридцати остановился и прокричал: — Вы окружены! Предлагаю немедленно сдаться! Избушка молчала. И будто не было никого в ней. В наступающей темноте Смирнов разглядывал хлипкое крылечко, черные бревна сруба, два маленьких высоких оконца. — Предлагаю в последний раз! Сдавайтесь! — снова выкрикнул Смирнов. Дверь распахнулась, и на крылечко выскочил Стручок. — Не стреляйте! Не стреляйте! — моляще крикнул он. А они и не собирались стрелять. Выстрелил сзади Куркуль. Выстрелил через оконце, когда Стручок уже бежал к Смирнову. Стручок упал, Смирнов, не скрываясь, рванулся к крыльцу. В дверях он кинул себя на пол и произвел вверх два выстрела из своего громкого парабеллума. В ответ раздался один, потише. Смирнов сделал себя идиотской мишенью, но была тишина и тьма, и не было выстрела Куркуля. Смирнов лежал на полу и ждал неизвестно чего. Прибежал Казарян, крикнул с крыльца: — Саня, ты живой? — Нашарил у двери выключатель и врубил свет. Куркуль распластался на чернобурках, из которых он сделал себе ложе. Разбросанная выстрелом в рот кровь из затылка темно-красными пятнами украшала серебристый мех, из распахнутой ладони выпал «Виблей». — Черт-те что, прямо какой-то Сальватор Дали, — сказал Казарян и вдруг вспомнил — Как там Стручок? — Наповал. Прямо в сердце, — тихо сообщил Гусляев. — Скот! Скот! — завопил Казарян и пнул труп ногой. Смирнов обнял Казаряна за плечи и вывел на крыльцо. Уже совсем стемнело, и в Троицком зажглись фонари на деревянных столбах.
Смирнов вернулся в кабинет, где его ждали Ларионов и Казарян, устроился за столом и повторил слова Самого: — Вот и все. Ребята молча и сочувственно покивали. Потом Казарян спросил: — Ты не знаешь, мне Гена Иванюк звонил? — Зачем? — удивился Смирнов. — Сказать, что он на меня надеялся. — Ты зачем мне это говоришь? — Для сведения. — Иди ты знаешь куда! — Кончай, ребята, — попросил Ларионов. — Как эта пьяная мразь умудрилась попасть с одного выстрела?! — в который раз горестно удивился Казарян. — Спьяну, Рома, спьяну, — пояснил Смирнов. — Кончай!!! — заорал Ларионов. Кончили. Для того чтобы совсем избавиться от этого, Казарян вспомнил: — Да, еще тебе Алька звонил. Спрашивал, пойдешь ли ты с ним сегодня на «Спартак». — Сегодня пойду.
В сумерках приехал Смирнов. Увидел Казаряна, прилег рядом. — Что будем делать? — спросил у него Казарян. — Подождем еще чуток. Из избы никто не выходил? — Никто. — Они что там, под себя ходят? — Чего не знаю, того не знаю. — Вас не просекли? — Был уверен, что нет. А теперь сомневаюсь. — Могут уйти ночью? — Больно открыто. Маловероятно. — Но возможно. Будем брать через полчаса, — Смирнов встал, одернул гимнастерку, подтянул ремень с кобурой, потом опять сел, снял сапоги, перемотал портянки и снова обулся. Был он в своем удобном для черной работы хе-бе бе-у. — Я первым пойду, — сказал Казарян. Смирнов насмешливо на него посмотрел, ответил: — Порядка не знаешь. Закупорили-то как следует? — Не сомневайся. Жестом остановив Казаряна, Смирнов, стараясь не наступать на грядки, двинулся к избушке. Метрах в тридцати остановился и прокричал: — Вы окружены! Предлагаю немедленно сдаться! Избушка молчала. И будто не было никого в ней. В наступающей темноте Смирнов разглядывал хлипкое крылечко, черные бревна сруба, два маленьких высоких оконца. — Предлагаю в последний раз! Сдавайтесь! — снова выкрикнул Смирнов. Дверь распахнулась, и на крылечко выскочил Стручок. — Не стреляйте! Не стреляйте! — моляще крикнул он. А они и не собирались стрелять. Выстрелил сзади Куркуль. Выстрелил через оконце, когда Стручок уже бежал к Смирнову. Стручок упал, Смирнов, не скрываясь, рванулся к крыльцу. В дверях он кинул себя на пол и произвел вверх два выстрела из своего громкого парабеллума. В ответ раздался один, потише. Смирнов сделал себя идиотской мишенью, но была тишина и тьма, и не было выстрела Куркуля. Смирнов лежал на полу и ждал неизвестно чего. Прибежал Казарян, крикнул с крыльца: — Саня, ты живой? — Нашарил у двери выключатель и врубил свет. Куркуль распластался на чернобурках, из которых он сделал себе ложе. Разбросанная выстрелом в рот кровь из затылка темно-красными пятнами украшала серебристый мех, из распахнутой ладони выпал «Виблей». — Черт-те что, прямо какой-то Сальватор Дали, — сказал Казарян и вдруг вспомнил — Как там Стручок? — Наповал. Прямо в сердце, — тихо сообщил Гусляев. — Скот! Скот! — завопил Казарян и пнул труп ногой. Смирнов обнял Казаряна за плечи и вывел на крыльцо. Уже совсем стемнело, и в Троицком зажглись фонари на деревянных столбах.
XV
Сидевший под новеньким портретом Феликса Эдмундовича Дзержинского Сам удовлетворенно откинулся в кресле и веселым глазом посмотрел на Смирнова. — Вот и все, Саша. Последнее крупное дело по амнистии закрыто. Следователь-то принял? — Три дня бумажки писали, чтобы все по форме было. Ему деваться некуда, принял. — Что же не весел? — А собственно, чему радоваться? — Но и горевать нет причины. — Народу больно много постреляли, Иван Васильевич. — Так то уголовники, Саша. — А Стручок? Не надо было его до Куркуля доводить. — Надо, не надо! У тебя другого выхода не было. Не бери в голову и успокойся. — Я спокоен. Разрешите идти, товарищ комиссар? — Иди. Смирнов встал, и направился к дверям. Он уже шагнул в предбанник, когда услышал за спиной: — Так и не узнал, кто труп Жбана перевернул? Смирнов сделал поворот кругом, и глядя в глаза начальству, спросил: — А вы хотите, чтобы я узнал? — Нет, — сказал Сам. — Нет.Смирнов вернулся в кабинет, где его ждали Ларионов и Казарян, устроился за столом и повторил слова Самого: — Вот и все. Ребята молча и сочувственно покивали. Потом Казарян спросил: — Ты не знаешь, мне Гена Иванюк звонил? — Зачем? — удивился Смирнов. — Сказать, что он на меня надеялся. — Ты зачем мне это говоришь? — Для сведения. — Иди ты знаешь куда! — Кончай, ребята, — попросил Ларионов. — Как эта пьяная мразь умудрилась попасть с одного выстрела?! — в который раз горестно удивился Казарян. — Спьяну, Рома, спьяну, — пояснил Смирнов. — Кончай!!! — заорал Ларионов. Кончили. Для того чтобы совсем избавиться от этого, Казарян вспомнил: — Да, еще тебе Алька звонил. Спрашивал, пойдешь ли ты с ним сегодня на «Спартак». — Сегодня пойду.