- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (36) »
Хлебников и читали ей свежее, привязаны были к ней. Значит, и великим поэтам на вершине славы их необходимы понимающие и любящие и громадные очи «ослепительной царицы»!
И еще: в этих письмах[1] нет рассуждений о судьбах искусств или же политики. Это все же дела советской кухни. А у людей искусств иное понимание: ДРУГ — ДЕЙСТВИЕ.
Виктор Соснора
Ничего? Вот уж приеду (если на День поэзии не вызовут в конце ноября, то в середине декабря на совещание — точно), вот уж приеду — вот уж почитаю! Не сердитесь на меня, дорогая Лиля Юрьевна, за несколько мрачноватый тон письма, в душе я, честное слово, — «весельчак и остряк, просто — душа общества»[12], как писал великий Владимир Владимирович.
Будьте здоровы — главное!
Будьте здоровы!
Скорейшего вам избавления от банок и горчичников!
Я — Марина — Вам — Василию Абгарычу — мильон самых разноцветных приветов и салютов!
Ваш В. Соснора
1
16. 11. 62 Дорогой Виктор Александрович, где Вы? Читала в какой-то газете, что в Киеве Вы читали по телевидению. Ездили туда? Или записали в Ленинграде? А сегодня в «Комс<омольской> правде» Вас упомянул Кочетов[2]… Какая прелесть!! Только что звонила Паперному[3] — где, мол, статья о Сосноре! Говорит, вчера звонил в «Литгазету» — обещают не сегодня завтра напечатать. Скука! Очень ждем Вас. Когда приедете? Абгарыча[4] и меня одолел бронхит — банки, горчичники. В Париже Эльза[5] показала Вашу книжку[6] Конст<антину> Симонову, ему очень понравились стихи. На днях я дала ее (книжку) ему (Симонову). Говорит, что напишет о ней в «Правду». Возможно, конечно… Главное — приезжайте! Много ли новых стихов? Вас<илий> Абг<арович> кланяется вам обоим[7]. Я обнимаю. Лиля Брик2
21. 11. 62 Дорогая Лиля Юрьевна! В Киеве я — пребывал. И — 3 дня! И — очень доволен. Читал я по телеку «Скоморохов»[8], и, как опосля мине сообщили, — киевлянам понравился, или, как они говорят, — сподобався. Значит, Симонов прочитал мою книжку в Париже… Что ж — обычная картина российской литературы. Через Париж, через Баб-эль-Мандеб — только не в России. Чтой-то я несколько захандрил. Много выступаю — и пы-ра-тивные же физиономии выслушивают стихи. Массовость стиха! Выступи сейчас Пушкин с «Медным всадником» и юморист Дыховичный[9] с песенкой про империалистов — Пушкина б выслушали (ведь — мероприятие!), а Дыховичного бы захлопали (ведь — здоровый юмор!). Кто выдумал эту идиотскую организацию — Союз писателей? Кто расплодил эту шайку дегенеративных чиновников? Ах, как они все дрожат, чего бы не сказать лишку, — «как бы чего не вышло». Впрочем, ну их всех к деду Панько[10] (да не перевернется Гоголь в аду). Просто надоели они мне своими предупреждениями и прочими — «пред…». А я тут в последнее время изливаю «всю желчь и всю свою досаду».[11] Занятие очень приятное. С большим наслаждением пишу цикл «дразнилок» — есть такой чудный жанр в детской литературе. Вот как примерно выглядит «Дразнилка критику» (кусочек):* * *
Кри-тик —
тик-тик,
Кри-тик —
тик-тик,
крес-ти, кос-ти
мой стих,
тих, тих.
* * *
У
ног,
мопс,
ляг
вож-дей,
пла-нов!
Твой мозг,
мозг-ляк,
вез-де пра-вый! и т. д.
3
28. 11. 62 Дорогой Виктор Александрович, Симонов не подвел, и заметка толковая.[13] Сейчас «Литгазета» не так уж нужна… Хотя, думаю, что в конце концов и она напечатает Паперного. Рады были Вашему письму, хоть и грустному и раздраженному… Все понятно! Напишите, в какие дни и часы Вы бываете возле телефона, — позвоним Вам. Соскучились! Какой № телефона? Напишите. Купили билеты на Вечер поэзии, 30-го. (Дворец спорта)[14] — интересно, как это выглядит. Бронхит кончился. Были сегодня на выставке, в Манеже[15]. Картины так плохо развешаны, такая каша, что ничего не видно и кажется, что все плохо. Непонятно — «левая, правая где сторона…» Что с университетом? Заводом? Обнимаем вас обоих. Лиля Брик Вы довольны Симоновым или ждали большего?4
18. 8. 64 Дорогая Лиля Юрьевна! Все это время я занимался помимо новонаписания подведением итогов за 5 лет работы. Все, что написано до августа 1959 года, я уничтожил. Уже давно. Итак, итог: свыше 10 тыс. стихотворных строк, 3 пьесы, 10 рассказов, повесть. Немного же я натворил, сравнивая интенсивность работы с до 59-годной интенсивностью. Немного и неважно. Стихи 60–61 гг. начисто неинтересны, за исключением исторических. По-настоящему я начал работать только с прошлого лета — с «Книги Юга»[16], т. е. тогда, когда начал писать книгами. Если, отбросив ложную скромность, сказать, что мои книги 63–64 гг. занимают первое место в нашей современной российской поэзии, это доказывает только скудость настоящего литературного времени, а отнюдь не высоту моего взлета. Я очень лениво, очень анемично, с большими срывами работал. А до великих — и русских и советских — мне далеко. По крайней мере, еще лет 10 необходимо. Единственное пока ценное, чего я добился, — это абсолютное отстранение от всех предшественников. Но отстраниться мало — необходимо перешагнуть. Пьесы мои — только жалкие опыты пьес. Проза моя — убогое подобие прозы. Впрочем, в повести начала намечаться проза настоящая, и, думаю, это поприще будет одним из успешных. Вывод же из всего этого один — меньше лени, больше работы. Вообще-то, я, видно, зря бросился подводить итоги. Это всегда наводит на мысли, далекие от веселых. Видно, я очень поздно начал развиваться по-настоящему. Как я жил? Ужасно. 10 лет сталинской школы, 3 года солдатчины, зеленое рабство, я писал на постах, засыпая, на морозе; 5 лет слесарного рабства — ежедневно ложился в 1–2 ночи, а вставал регулярно в 6 часов утра. Я только один раз за 5 лет опоздал на работу. Я до сих пор не могу отоспаться, а по утрам пью пиво, чтобы побороть раздражение и отвращение ко всему. Пора начинать работать по-настоящему. Все пережитое не пройдет даром — я знаю границы своего здоровья, — но и поможет литературно. Очень плохо, что мы на жизнь смотрим как на литературный материал. Это делает менее сопротивляемыми. Вот как я разоткровенничался. Книга моя[17] еще в набор не сдана. Тянучка. Опять читают.- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (36) »