под невидимым небом, уносимые режущим глаза февральским ветром.

— Одиннадцать часов, — пробормотал Бернар. — Не знаю, когда начинается комендантский час, но лучше поторопиться. Не стоит нарываться на патрули.

Он потирал руки, уверенный в себе и своих силах; мне казалось, что, несмотря на темноту, я вижу его лицо: белоснежные зубы, горящие глаза, мясистый нос гурмана и две маленькие родинки у левого уха. Нет, у меня не хватит сил расстаться с Бернаром. Хотя он и раздражал меня, особенно в последнее время, все же я любил его. Привязавшись друг к другу, мы обрели сходные привычки.

— Бернар!..

— Замолчи. Я открываю дверь.

В лицо ударил дождь. Я увидел что-то белое, должно быть, пар от нашего локомотива, а затем под длинным металлическим козырьком — красный глаз семафора.

— Я выхожу, — прошептал Бернар. — А ты сядь на край, я тебя поддержу.

Он спрыгнул, и из-под башмаков его посыпались камешки. Я все пытался на ощупь обнаружить темный провал двери, как вдруг почувствовал, что Бернар схватил меня за ногу.

— Давай прыгай.

Поймав меня, он дружески похлопал по плечу:

— Да, старина, тебе необходимо поправиться, а то ты стал как пушинка.

— Бернар!.. Мне бы хотелось…

— Заткнись! Произнесешь свою речь потом, когда мы придем домой.

«Домой!» Это слово тут же всколыхнуло во мне дремавшую злость. Он уже считает себя хозяином всего: и Элен, и ее дома, и семейных традиций. Через два дня он будет решать судьбу каждого из нас, его хорошее настроение унесет остатки сдержанности в наших отношениях и его неуверенность, а я — в который уже раз! — назову себя мокрой курицей.

— Послушай, Бернар!

— Гляди-ка лучше хорошенько под ноги!

Мы удалялись от вагона; нам дружелюбно светил красный глазок семафора, но вскоре он остался позади, а мы очутились среди сплетения рельсов и неподвижных составов. Моросил мелкий дождь, его брызги, как тучи насекомых, облепляли наши щеки, жужжали над ухом, приглушая шумы, искажая их направление. Меня охватил ужас, ноги налились свинцом.

— Что с тобой?

— Мы угодили в самую середину сортировочной станции, — пробормотал я.

— Ну и что?

Бернар уверенно пошел вперед, я поспешил за ним, боясь потерять его из виду. Над нами нависали огромные дождевые тучи, под ногами поблескивали переплетения рельсов, повсюду маячили, словно нарисованные углем, столбы семафоров, а вокруг виднелись темные острова вагонов. Время от времени, как захлопывающаяся ловушка, щелкала стрелка, и ритмичный стук колес затихал вдали.

Мы огибали состав, как вдруг я наткнулся на вытянутую руку Бернара.

— Осторожно!

Прямо перед нами медленно и угрожающе заскользила тень; постепенно замедляя ход, она нырнула в темноту, и оттуда раздался лязг буферов.

— Ну вот, — спокойно заметил Бернар, — еще бы шаг… Хорошо, что талисман при мне… Вот черт! Кажется…

Я почувствовал, что он шарит по карманам.

— Жервэ, мой талисман… Я потерял его!.. Вчера вечером он еще был, точно был. Я же его трогал! Только этого не хватало!

В полной растерянности он лихорадочно обшаривал карманы, в голосе звучало отчаяние:

— Не мог он выскользнуть! Я ведь не снимал куртку… Нет, кажется, утром все-таки снимал… Невероятно!

Внезапно он принял решение:

— Жервэ, ты будешь ждать меня здесь. Мне необходимо вернуться в вагон.

— Ты сошел с ума!

— Не беспокойся, старина, дорогу назад я найду. И потом, у меня просто нет другого выхода! Ты же не хочешь, чтобы талисман, спасший мне жизнь, пропал?.. Оставайся здесь, слышишь?

— Бернар!

Но он уже скрылся из глаз. Я вдруг почувствовал себя ребенком, брошенным на произвол судьбы. В голове мелькнула мысль, что Бернару уже не суждено вернуться.

— Бернар! Ты же заблудишься!

И я, спотыкаясь, бросился за ним. Мне было жутко стоять здесь одному, рядом с вагоном, который — я это чувствовал — скоро двинется в путь. Бернар был еще неподалеку, но двигался очень быстро.

— Бернар, подожди!

Он был крепче и проворнее меня и бежал, перескакивая со шпалы на шпалу. Силы мои были на исходе. Перед нами, грохоча рычагами и колесами, прополз маневровый паровоз, густо окутав нас дымом. Земля дрогнула, пелена дождя, рассеченная огнедышащей махиной, закружилась то ли смерчем, то ли водоворотом, обдав меня градом теплых капель. Я вновь увидел расплывчатый силуэт Бернара, но был вынужден замедлить шаг: я попал в настоящую паутину рельсов, башмаки скользили по ним, как по льду. Меня охватило предчувствие неминуемой беды.

— Бернар! Вернись!

Мы очутились на перекрестке коварно сверкающих путей, похожем на огромную розу ветров, откуда во все стороны мчались в ночи составы. Прямо на нас надвигались два вагона, маневрируя, они словно охотились за нами. Вытянув перед собою руки, я застыл на месте, как затравленный зверь. Вагоны проскользнули почти вплотную, выбирая себе путь в железном лабиринте рельсов. Из их нутра доносилось мычание животных, бессильно постукивающих копытами по настилу.

Крик Бернара вонзился мне в сердце, как лезвие. Я опешил, дыхание перехватило. А вагоны все шли и шли. Наконец они стали удаляться, покачивая сцеплениями. Чуть поодаль я разглядел платформу с контейнером, скользящую с плавностью шаланды по гладкой воде. В глаза бросилась огромная, хорошо различимая надпись: «АМБЕРЬЕ — МАРСЕЛЬ»…

Я услышал, как стонет Бернар, и, совершенно обезумев, стал искать его среди рельсов. На что-то натыкался, скользил и в конце концов, упав на четвереньки, начал ощупывать шпалы. Моя рука наткнулась на тело, и от неожиданности я отпрянул.

— Бернар… Дружище…

— Это конец, старик, — задыхаясь, прохрипел Бернар. — Моя нога… Я потерял столько крови…

— Я пойду за врачом…

— Чтобы они сцапали тебя? Оставь меня… Возьми мой бумажник, документы — все, что у меня есть… Иди к ней — она тебя спрячет…

На какое-то время он потерял сознание. Я опустился на колени рядом с Бернаром и взял его за руку.

Я даже не представлял, что могу быть до такой степени несчастным. Вагоны — по два, по три, одиночные — катили и справа и слева, и мне захотелось оказаться под одним из них, найти забвение и вечный покой.

— Будь осторожен… Патрули… — бормотал Бернар. — Не убегай от них… А то они тебя пристрелят. Скажешь Элен…

Из его горла вырвался звук, похожий на хрип, и я понял, что это конец, что отныне я остался наедине со своими страхами, без всякой защиты и опоры.

Что мне делать без Бернара? Оставалось пойти и сдаться властям. Сам я, казалось, не в силах выпутаться из этой переделки. Я ощупывал еще теплое тело Бернара, выворачивал карманы. А что сказать Элен? Если открою всю правду, она