возвращается.
— Побудешь один четверть часа?
— Да.
— Я иду за доктором.
Подождав немного, я предпринимаю свою последнюю, наверное, вылазку. Ох эта чертова лестница! До чего же она крута! И нескончаема! Но мне любой ценой необходимо дойти до секретера. Стены шатаются, комната наполняется шумом моих легких. Найдя наконец конверт, я пишу:
Господину Прокурору Республики, Дворец правосудия. ЛионМой язык до того высох, что я уже не в состоянии смочить углы конверта, чтобы заклеить его; для этого мне приходится опустить палец в вазу с тремя хризантемами. С письмом в руке я иду на кухню и вижу через окно старика, распиливающего бревно. Он не замечает меня. Его пила оставляет после себя две белые кучки опилок, и эта картина внезапно начинает волновать меня. Но даже такие легкие эмоции вызывают у меня удушье. Стоя у окна, я наблюдаю за пилой, за покрытым мхом бревном и свежеотпиленным торцом. Боже мой! Как же я люблю жизнь! Старик ловко орудует пилой, она послушно поет и ходит взад-вперед. Я прислоняюсь лбом к стеклу. Не отступать же теперь! Ствол падает, распадаясь на два обрубка, на которых еще заметны следы улиток. Старик выпрямляется и вытирает лоб. Приоткрыв окно, я жестом подзываю его… Он послушно подходит, и я протягиваю письмо. — Пожалуйста, — говорю я ему, — опустите это в почтовый ящик. Только не забудьте, хорошо? — А мадам? — Не беспокойтесь. Вам незачем даже говорить ей об этом. — Но здесь нет марки… — Ничего страшного, опустите так, как есть, без марки. — Хорошо, — говорит он не слишком уверенно. — Спрячьте его в куртку, прямо сейчас… — Хорошо. Закрыв окно, я уже ни о чем больше не думаю… Вскоре возвращается Элен. — Врача сегодня нет дома, Бернар. Я так расстроилась… Придется подождать до завтра… Она лжет. Она уже бесповоротно решила покончить со мной сегодня; врач завтра, конечно, придет, но я уже буду мертв… Он лишь покачает головой, разведет руками и без колебаний выдаст свидетельство о смерти и разрешение на погребение. А тем временем мое письмо уже дойдет по назначению. И потому я абсолютно спокоен. Элен приносит чашку с настойкой, поддерживает меня; я прижимаюсь щекой к ее груди. — Выпей, дорогой. Ее голос еще никогда не звучал так нежно. Помешав ложечкой настойку, она подносит чашку к моим губам. Жесты ее полны самой трогательной нежности и дружелюбия. Я покорно пью. Вытерев мне губы, она с состраданием помогает снова улечься и склоняется надо мной. Ее пальцы скользят по моему лбу и слегка надавливают мне на веки. Я закрываю глаза… — Отдыхай, мой дорогой Бернар, — шепчет она. — Хорошо, — отвечаю я, — я посплю… Спасибо, Элен.