понести больших потерь в случае «атомных ударов». Когда проходила очередная колонна, Панаева заволакивало седой пылью. Однако он не сторонился, не старался убежать от горячих, забивающих дыхание облаков, упорно стоял на месте и все махал и махал флажком, указывая путь автомобилям и танкам. Простояв так час, он подошел к Игорю и сухо сказал:

– Рядовой Яновский, примите пост. Задача - указывать направление в обход зоны «радиоактивного заражения».

Яновский опешил. Если бы Панаев просто сказал: «Вставай, теперь твоя очередь», Игорь сначала непременно послал бы его к черту, покуражился бы, прежде чем заступить на пост. Но сухой, не терпящий возражения тон приказа смутил избалованного спортсмена. На приказ что возразишь? Как-никак Панаев назначен старшим.

Яновский взял флажки и пошел к разбитой колее. Встал в сторонке, где меньше доставала пыль.

Так, сменяясь, они пропустили все колонны полка и легли у разных кустов саксаула в ожидании, когда придет за ними машина.

Было жарко и нудно. Пыль, осевшая на лицо и попавшая за воротник, вызывала сухой зуд. На зубах скрипел песок. Пощипывало глаза. А оттого, что каждый поблизости чувствовал присутствие человека, к которому испытывал антипатию, окружающая пустота, тишина и жара были вдвое тягостнее.

Василий задремал. Его разбудил взволнованный голос Яновского:

– Панаев, проснись!

Василий сел.

– Что случилось? - спросил он.

– Смотри, - сказал Игорь, указывая на что-то рукой.

Панаев уже сам видел: сплошная стена желтой пыли, как огромный песчаный занавес, поднялась до неба и закрыла половину видимого пространства. Занавес бесшумно надвигался. Притихло все вокруг.

– Афганец, - сказал тихо Василий, голос его тревожно дрогнул. Он быстро осмотрелся, отыскивая, где бы укрыться от надвигающейся бури. Кругом обступили голые барханы да редкие кустики саксаула.

– Бежать надо, - лихорадочно проговорил Яновский.

– Куда бежать?

– Туда. - Он указал в сторону, противоположную надвигающейся стене песка.

– От афганца не убежишь. Копай под кустом яму. Накроемся плащ-накидками.

Они принялись копать себе норки и приготовили плащ-накидки.

Тишина становилась все напряженнее. Жара не спала. Духота усилилась. Потом пробежал над самой землей первый порыв ветра. Раздался шуршащий звук, похожий на шипение змеи. И вдруг сразу откуда-то сверху ударили тяжелые струи горячего песка. Все закружилось, смешалось, задвигалось. Стало темно, как вечером.

Сильные упругие полосы песка, похожие на поземку, понеслись прямыми струями в сплошном облаке, в суматошном вихре пыли.

Солдаты лежали в своих норах долго. По часам уже наступил вечер. А над их головами продолжало свистеть и бушевать. Через каждые полчаса, когда песок накапливался на спине тяжелой подушкой, Панаев и Яновский приподнимались, чтобы его стряхнуть. Иначе он мог похоронить заживо. Ураган будто злился на их непокорность. Как только солдаты приподнимали голову, он врывался во все отверстия затянутой на голове плащ-накидки и бросал песок пригоршнями в нос, рот, глаза, уши.

К ночи ветер начал стихать. Мрак, насыщенный пылью, был непроницаем. Не видно ничего: ни звезд, ни луны, ни барханов.

Позабыв о неприязни, солдаты сидели, плотно прижавшись друг к другу.

– Надо идти, - стараясь перекрыть шум ветра, громко сказал Яновский.

– Куда?

– К железной дороге.

– Нас будут искать.

– Разве найдешь в такой кутерьме?

– Все равно ждать нужно.

Помолчали.

– Кого ждать?

– Машину. Пришлют обязательно.

– Да они не только ночью, и днем нас не найдут. Колею замело. Все следы заровняло. Где искать? На сотни километров барханы одинаковые. В десяти метрах проедут - не увидишь!

– Все равно будем ждать до утра.

– А что днем? Погибнем без воды. У меня фляга уже пустая. Солнечный удар может хватить.

– День простояли - не ударил. И еще день подождем. У меня фляга полная, поделим на двоих.

Яновский умолк. Потом он поднялся и, закрывая лицо от ветра, пошел в том направлении, где раньше была колея. Вернулся через несколько минут, сердито сказал:

– Ни черта не осталось от дороги. Ни единой морщинки, все заровняло. Не найдут нас теперь.

– Да не скули ты. Сиди спокойно. Придет утро, прояснится. Увидим, что делать.

– Днем по жаре к железной дороге не доберешься. До нее отсюда километров тридцать. С одной флягой не пройти столько. Надо использовать ночь, пока прохладно, пока есть силы. Тридцать километров за ночь пройдем свободно. К утру будем у дороги.

Панаев размышлял. Отчасти Яновский прав. Если их завтра не найдут, придется туго. За день иссякнет последняя вода. Поубавится сил, а тридцать километров отшагать по барханам даже здоровому человеку очень тяжело. Смущало то, что командиры и товарищи будут беспокоиться, исколесят понапрасну все вокруг. Но они на транспортерах, у них запас воды и пищи. От железной дороги можно позвонить по телефону на зимние квартиры, а оттуда по радио сообщат в район учений.

На железной дороге всюду телефоны. С любого места дозвониться можно. Дорога идет здесь прямая как струна от Красноводска до Ашхабада - если все время двигаться на юг, ее не минуешь, непременно выйдешь к железной дороге.

Панаев уже хотел согласиться с предложением Яновского, когда тот вдруг встал, закинул вещевой мешок и автомат на плечо и заявил:

– Ну ты как хочешь, а я пошел.

Гнев волной пробежал по всему телу Панаева. Еле сдерживая себя от ярости, он вскочил и крикнул:

– Рядовой Яновский, я вам приказываю оставаться на месте!

Яновский даже не посмотрел в его сторону, буркнул:

– Кто ты такой, что мне приказываешь?

– Меня назначили старшим.

– Задача выполнена, - ответил Яновский. - Колонна прошла. Теперь мы равные.

– Я буду старшим, пока не вернемся в подразделение.

– Много откусываешь, смотри не подавись!

Яновский зашагал прочь.

Схватить? Держать его? Будет драка. Панаев напряг всю свою волю, чтобы придать голосу командирскую уверенность:

– За невыполнение приказа в условиях стихийного бедствия будете отвечать перед трибуналом, товарищ Яновский.

Игорь приставил ногу, уже занесенную для очередного шага. Задумчиво постоял. Возвратился. Бросил вещевой мешок и автомат в свою яму. С ненавистью выдохнул:

– Скотина упрямая! - В груди у Яновского клокотало. Он бормотал: - Трибуналы… Статьи… - И вдруг, срываясь на истерическую скороговорку, крикнул: - Все это там - и приказы, и правила, и параграфы, а ты будешь лежать здесь, дохлый, в песках! И я с тобой! А у меня мать и отец старые! Я не хочу умирать! Пойми ты: пока есть силы, нужно выбираться. Завтра будет поздно. Жара и жажда нас угробят. В борьбе со стихией один закон: или ты ее, или она тебя!

– Это