по этому поводу, и всякий раз загонял их в глухие тупики, чтобы не высовывались до срока. В сущности, он боялся думать об этом, ибо вопрос этот ответа не имел. Больше приходилось обдумывать последствия подобного изобретения. А тут появилась бабуля со шваброй в руках и, пользуясь бытовой народной смекалкой, определила совершенно субъективную цель, которая если и была самым неожиданным и безумным решением, но давно ожидала прямого попадания где-то в глухих закутках кошкинского сознания.

В этот вечер работа над прибором была закончена.

Кошкин позволил себе сходить в магазин и приобрести там бутылку коньяка, но Дорохов и Мариловна, принявшие самое деятельное участие в его употреблении, об окончании работ ничего не знали еще месяц. Преодолевая огромное искушение, Сергей Павлович аккуратно выполнял государственный заказ и обдумывал моральную сторону применения своего изобретения на практике. Пусковым моментом стал разговор с майором Дороховым.

- Знаешь, Палыч, если бы машина времени действительно была возможна, а не гундосила голосом Макаревича, я б вернул ротного номер три. Хороший был парень. Старлей. На таких Россия испокон веку стояла. «Эх! Аулы-кишлаки, населенье мирное!..» - охранник сделал затяжку глубиной в полсигареты и окутался клубами дыма так, что осталась видна только неизменная на «боевом» дежурстве тельняшка.

Помолчав, он с сухой горечью в голосе продолжил:

- Я его с отделением разведчиков не той дорогой послал. Можно было в обход, огородами... Да мы ж все торопимся: вроде и чистили недавно. Чуял, там могут быть чехи, снайперов я шестым позвонком чую, а тут... На авось пошли... Ошибся я, Палыч, и с тех пор мне Толик стабильно раз в неделю снится. По гражданке одет, улыбается и успокаивает: у меня, мол, все нормально, комбат, я здесь в отпуске... Он перед второй командировкой жениться успел, сына очень хотел. Жена красавица...

Кошкин вздрогнул, вздохнул, заскребло на душе. Вместе со словами Дорохова безысходная грусть дотянулась к сердцу инженера.

- Машина возможна, вот она - на столе. А вот вернуть кого-то с того света - невозможно. Промысл Божий не обойти. Это вроде как преступление...

- Знаешь что?!. - полыхнуло еще полсигареты до самого фильтра. - Не попробовать - это преступление! Доморощенный фатализм это, Палыч! Вот ты меня туда пусти, а я разведгруппе задание по другому направлению дам. У меня такой камень с души упадет! Ты представь, тонет человек, просит о помощи, а тебе руку протянуть... И ты еще раздумываешь: морально - не морально, вернуть - не вернуть?..

- С той разницей, что человек уже утонул...

- Не мети пургу, Палыч! Если есть прошлое, есть настоящее, есть будущее, то прошлое - это когда-то и где-то длящееся настоящее! Оно все еще происходит. Это мы переместились относительно точки, а не точка относительно нас.

- Но причинно-следственные связи!..

- Тьфу ты! А кровнородственные связи!? Ты испытай на мне, я согласен, могу бумагу подписать. Тебе самому нельзя, вдруг что не так, ты хотя бы вернуть меня попробуешь.

Кошкин нахмурился. Его собственная идея испытаний машины была ничем не лучше.

- Хорошо, Вася, - он внимательно посмотрел Дорохову в глаза, - я включу эту штуку ради тебя, но ты мне пообещаешь: что бы ни случилось, ты сам никого убивать не будешь... И меня, после того как вернешься.

- Обещаю, Серега! Слово офицера! - Дорохов достал заветную фляжку.

*  *  *

С вечера небо закрыли густые серые облака, не тучи еще, но уже не чистые белые перины и барашки. Сначала цепляли макушки гор, а затемно обленились и поползли по склонам в долину, сливаясь с туманом. Ночью видимым осталось только одно, подсвеченное луной точно фонариком с подсевшими батарейками облако. А на земле не жгли костров. Мишень с подсветкой - удача для снайпера.

Два Дороховых сидели друг напротив друга в командирской палатке, и младший очень хотел застрелить старшего, чтобы избавиться от ночного наваждения. Но старший говорил такие вещи, что не верить в его присутствие и правдивость мог только абсолютно лишенный здравого смысла человек. Представьте себе, что к вам вечером пришла ваша чуть поседевшая и неромантично погрустневшая копия. От такого двойника захочется избавиться, потому как его существование противоречит всяческим физическим и биологическим законам. Но вот он начинает рассказывать вам самое сокровенное из вашего прошлого, чего никто, кроме вас, не знает, да и вы хотели бы, чтоб этого и не было никогда, и потому упрятали воспоминания так глубоко внутри себя, что открыть их можно только на Страшном Суде, и то не по вашей воле. Никакие там гипнозы и детекторы лжи подобные тайны добыть из темных глубин человеческого сознания не могут, ибо индивид изначально самого себя убедил, что это к нему не относится. Но мысль - не магнитофонная запись, ее стереть нельзя, какой бы немыслимой она ни была.

Комбат Дорохов слушал свою копию и все больше понимал, что это именно он сам пришел к себе, только вот лет на пяток старше.

- А про Ленку Кирееву помнишь?.. - голосом прокурора пластами ворочал общую память старший Дорохов.

- Всё! Хватит! Всю душу вывернул! Чего ты хочешь?

Старший Дорохов удовлетворенно хмыкнул.

- У меня четыре часа. Там, - он почему-то ткнул указательным пальцем вверх, - мой друг нажмет кнопку, и я вернусь. Во всяком случае, должен вернуться. Мы эту машину еще только испытываем.

Он сказал «мы» таким тоном, словно несколько лет вместе с Кошкиным корпел над чертежами и тыкал паяльником в микросхемы.

- Сейчас ты собираешься отправить через поселок в полковой штаб разведку и старшим - ротного Китаева. Пусть идут не по дороге, где на окраине недостроенные коттеджи и заброшенные халупы, а в обход. В седьмом справа доме несколько чехов скучают. У одного СВД.

- Но там же вчера эмвэдэшники чистили!

- Вот именно так я и думал. Слушай дальше, мы с тобой это гнездо поганое разворошим. Давай кинем еще два взвода к этому дому, ведро гранат в окна... Правда, есть одна загвоздка, сам и не могу пойти. Научный, понимаешь, - он передразнил Ельцина, - эксперимент не позволяет. Обещал я.

- А то мы без тебя не управимся!

- Ну так действуй. А я пока вздремну.

- Ты даже ничего не рассказал, что там будет! - Кивнул комбат в сторону неопределенного будущего. - Хоть бы пару слов.

- Плохо будет. Очень будет плохо! Вернешься, я тебе чего-нибудь расскажу, если успею. Говорю же, четыре часа у меня.

Младший