заставляет их двигаться и разговаривать, как уже отвыкли.

Нынешнее мое положение мне нравится. Знаю, пройдет еще некоторое время, и я соберусь. Слишком долго я копил в себе разные возможности и планы. Евтушенко, встречаясь с нашими студентами, сказал, что ему для выполнения его собственных замыслов нужно еще двадцать лет. Это теперь и моя надежда. Кроме мемуаров, есть и другие намётки. Пока дочитываю верстку, выделяя все имена и фамилии желтым подчеркиванием. Это для будущего словника.

Наконец-то Россия договорилась с Украиной. Газеты предупредили, что этот договор является неким элементом сговора и на нашем верху. Газеты разочаровывают: деньги за газ далеко не все окажутся в бюджете. В какой-то степени мы начали эту борьбу, не отработав иных вариантов, и все наше поведение походило на сеанс блефа.

5 января, четверг. Теперь надо составить к дневнику, к новому изданию, словник. Я начал его еще ночью, когда проснулся между двумя и тремя часами. Я вообще, плохо сплю, просыпаюсь, возникают какие-то боли в животе, я что-то вспоминаю. Много думаю над тем, что во всем, так срочно случившемся, а именно неприлично-курьерском приказе министерства, есть какая-то загадка. Причиной тут мое ли вольное поведение в ощущении себя свободным человеком, что не могло понравиться кому-либо из чиновников, так держащимся за свои места? Борьба ли за собственность, которая, чувствую, разгорается вокруг нашего институтского дома, армянская ли история моей переписки с послом, чиновниками и Советом Федерации, которая, безусловно, это было ясно с самого начала, не пройдет мне даром? Возможно причиной стал и мой ли дерзкий отказ от взятки, который принес столько хлопот людям, которые решили провести газ к своим ресторанам через институтскую территорию?.. Что еще? Еще — ненависть некоторых людей в институте, которая заставила их организовывать подметные письма в министерство. Я знаю, как, может быть в ущерб себе, отомстить, но для этого пока надо собраться, быть осторожным и копить мысли, потому что только они мое достояние. Игра движется к концу, надо проявлять предельную выдержку и терпение.

Еще вчера ночью я начал, по совету С.П., подчеркивать фломастером имена и фамилии по тексту. Эта работа заняла целый день. Утром я проводил В.С. на диализ и до боли в глазах, еще раз быстро, оживлял в памяти весь текст. Возникла и форма словника, я позаимствовал ее в комментариях к дневникам Кузмина, где талантливо соединены аббревиатуры, инициалы, прозвища. Возле аббревиатуры В.С., вернее после нее, будет, наверное, наибольшее количество страниц.

Тем не менее, за сегодняшний день я, еще, правда сидя за компьютером, мельком просмотрел два фильма, оба по каналу «Культура»: «Французский канкан» и фильм об австрийской императрице Сиси.

Вечером звонил Игорь Волгин: его, дескать, осаждают вопросом, за кого голосовать. Я попытался объяснить, о чем каждому избирателю надо думать, когда он будет голосовать. А думать надо только о себе, другими словами: что избранный сможет дать институту и ему лично. По большому счету, кроме Толкачёва, моя симпатия в этом вопросе лишь на стороне Саши Сегеня, хотя все меня предупреждают о его недостатках. Но это лишь симпатия, как рационалист я думаю и о Тарасове.

В разговоре всплыл еще очень интересный аспект. Старая истина: предают только свои, но разве я кого-нибудь на кафедре творчества особенно считаю за своего? Как и положено, каждый за себя. Ну, когда-то Гале Седых дал вести целый семинар. Знал, естественно, о ее потенциале, обычно она вела семинар в паре с кем-нибудь. Это повелось еще с покойного Александра Алексеевича Михайлова. Потом попросил ее помогать мне по кафедре творчества, сделал заместителем заведующего кафедрой. Ладно, работает и пусть работает, но сколько, оказалось, апломба, сколько важности и спеси! Разозлился я, когда, по слухам, обнаружил, что в большом миру она вообще именуется заведующей кафедрой. Сколько мелких было стычек, сколько взято не очень способных учеников. Уже, правда, и не помню, что же стало поводом нашего последнего скандала, отчего я решил работать без заместителя. Но ведь, с другой стороны, в разведку с чужими и не ходят. Ну и Бог с ней, что первой перебежала с причитаниями. Бог с ней, что подписала какое-то нелепое письмо, якобы в поддержку Стояновского. Именно после этого письма я и стал к нему хуже относиться.

А теперь перенесемся в наш зал на ту самую знаковую встречу с Евгением Евтушенко, о которой я уже писал. Евтушенко что-то говорил, Евтушенко что-то прочел из своих стихов, а потом попросил читать и наш молодняк. Поперли, естественно, самые бездарные. И все, как и положено, называли своих мастеров. Коммерческий подход и захваливание принесли свои результаты: самые агрессивные были, естественно, у Галины Ивановны. А теперь кольцую сюжет: по словам Волгина, его Евтушенко спрашивал потом, а кто это такая — Седых!

7 января, суббота. Опять до шести весь день не выходил из дома. Занятие все то же, у компьютера. В промежутках что-то съесть, попить чаю, помыть посуду, еще выстирал две машинных порции белья, В.С. уехала на диализ, все тихо, — но скорость небольшая: до того, как уехать на спектакль «Бабий дом» по пьесе Саши Демахина, сделал страниц шестьдесят.

Спектакль оказался очень неплохой, по крайней мере, публика на него ходит. Содержание — эгоизм матерей и сегодняшние дети, и тема не новая, и режиссура не вполне самостоятельная. Много трюков, клоунады, форсированные голоса, впрочем, иногда видна мастерская разводка, но это уже почерк Райхельгауза. Любопытна декорация, которая, кажется, сама по себе может определить решение: сцена засыпана торфом, и здесь же ванна, несколько холодильников. Потом все это взмоет ввысь. Несмотря на то, что это качественная пьеса, в ней не хватает еще качественной философии. Скорее всего, чуть облегчено слово. Удовольствие получил, но вспомнил, как вдруг напрягаешься, когда со сцены где-нибудь у Дорониной или в Малом идет чистая нефорсированная страсть. Ничего не поднимается на стальных канатах в воздух, никто не прыгает, но возникает такая напряженная атмосфера, от которой после спектакля долго, как от наркотика, отходишь. Вот тебе и старые, заматеревшие формы.

Вечером меня поздравил с Рождеством Саша Сегень. Единственный человек, который сегодня позвонил. Поговорили о жизни, поделились общими воспоминаниями, Саша напомнил, как впервые пришел ко мне домой брать интервью, он тогда работал в «Литературном обозрении», и не помыл после себя посуду: выдержал характер. У него тоже, как и у меня, когда-то перед выборами, сегодня лишь одна мысль: хорошо бы не выбрали!

8 января, воскресенье. Рано