описать.

Первая же страница первого трактата может служить наглядным примером того, что происходит во всем Талмуде. Трактат начинается с обсуждения заповеди о том, что символ еврейской веры — молитву «Шма, Исроэл» («Слушай, Израиль») — нужно читать «и ложась, и поднимаясь» (Втор. 6:7). После короткой цитаты из Мишны следует шестнадцать страниц Геморы, затем снова появляется Мишна:

Мишна. «Когда читают „Шма“ вечером?

С того часа, когда коены приходят есть труму^{4}, до конца первой стражи — [это] слова рабби Элиэзера.

Мудрецы же говорят: до полуночи.

Рабан Гамлиэль говорит: до восхода утренней зари» (Брохойс 2а).

Ничего более конкретного не говорится. По сути, отрывок ничего нам не сообщает — кроме того, что ночь предшествует дню (см. Быт. 1:5; 1:8 и т. д.), а «полночь» означает «рассвет». Фраза «с того часа, когда коены приходят есть труму» была бы куда понятнее, если бы они всегда ели в определенное время, — но это было не так. Здесь речь идет об осквернившихся коенах — им разрешалось есть труму только после того, как они совершат ритуальное омовение и зайдет солнце (то есть начнется новый день).

Молитва «Шма» здесь не пояснена. Расцвет деятельности Раби Элиэзера и Гамлиэля начался после разрушения Второго Храма, и вряд ли им доводилось видеть, как коены едят труму. Сама Мишна была дописана только через полтора века после разрушения Храма — так что, говоря о «вечере», она пользуется понятиями мира, который тогда уже не существовал; он был так же далек от читателей Мишны, как война между Севером и Югом — от нас с вами. Это как если бы в 2250 году кто-то заявил, что вечер начинается, когда команды уборщиков входят в башню Всемирного торгового центра. Почему же тогда в Мишне не сказано просто «на закате»? А вот почему: это была бы претензия на то, что космические события — восход и закат — существуют в первую очередь для евреев и их ритуалов, а остальной мир довольствуется тем, что перепадет. Да и в любом случае «закат» не прояснил бы ситуацию — посмотрите, что происходит, когда мудрецы говорят «полночь» (уж она-то всегда наступает в определенный час).

Обратите внимание: ни одно из высказанных мнений не названо правильным. Нежелание занимать конкретную позицию — одна из самых удивительных черт Талмуда. Категорические запреты вроде «Не подкладывай еврею свинью!» довольно редки и обычно направлены против совсем уж явных нелепиц. Чаще всего в Талмуде встречаются вопросы-квечи — например, начало Брохойс, первого трактата Геморы: «О чем говорит Танна, сказав „Когда…“? И почему он изменил порядок, начав с вечера? Начал бы с утра!»

За много веков до появления идиша уже формировались идишские интонации, идишский взгляд на вещи:

Мишна.

Все, о чем было сказано мудрецами «до полуночи», — заповедано до восхода утренней зари. <…> Если так — <…> то почему сказали мудрецы: «до полуночи»? <…> Дабы отдалить человека от греха (Брохойс 2а).

На первой же странице Талмуда Мишна объясняет: мудрецы иногда говорят одно, имея в виду другое. Вот так, сами того не зная, иудеи подготовили почву для языка, который потом прославился своей иронией. На идише даже слово танна, если оно употребляется не в связи с Талмудом, означает «идиот». В выражении кук им он, дер тоне («посмотрите-ка на этого танну») мудрец-талмудист выглядит как нечто среднее между Гомером Симпсоном и мелкой букашкой. Таких людей еще называют хохем бе-лайле, «мудрец по ночам», — ведь ночью некому упрекнуть его в мудрости.

Принятие Талмуда как авторитета — главное отличие евреев от всех остальных, в особенности от христиан, которые даже не понимают, что заповедь «Не укради» относится не к деньгам или имуществу. О краже денег и товара говорится в других местах Торы, поэтому в данной заповеди Талмуд трактует слово «красть», исходя из контекста. Две предыдущие заповеди, которые тоже начинаются с «не», запрещают убийство и прелюбодеяние — смертные грехи, связанные с жестоким обращением с человеком. Кража имущества никогда не карается смертью, но кража человека приравнивается к убийству и прелюбодеянию. Поэтому очевидно, что заповедь запрещает кражу людей, а не движимого (или даже недвижимого) имущества. Этого нельзя не заметить — ну разве что вы не знакомы с листом 86а трактата Санедрин… или не жили в обществе, где людей, знакомых с листом 86а и еще четырьмя тысячами страниц Талмуда, почитали больше, чем мы — Шекспира, Конфуция и «Битлз», вместе взятых.

Вопреки ожидаемому от «народа книги» (кстати, само выражение пришло из Корана), иудаизм опирается не на свою основную священную книгу, Библию, а на ее интерпретацию — Талмуд. В Библии, лишенной талмудических толкований, Иисус на кресте был бы таким же нормальным явлением, как я — на моей бар-мицве. Талмуд даже называют Устной Торой; считается, что он был дан Моисею вместе с Письменной Торой. Две главные книги иудаизма неотделимы друг от друга; еврей воспринимает Библию только через призму Талмуда. Общественники-антисемиты, утверждающие, что они не любят лишь «евреев-талмудистов», тем самым утверждают, что не любят евреев вообще — без Талмуда нет и евреев. Это все равно что сказать: «Я обожаю в христианстве все, кроме вон того тощего парня на кресте».

Устный и Письменный Законы всеми силами стараются подчеркнуть, что уникальность евреев — в мицвах: «Разве народы мира не покидают свои земли, принужденные к тому разными обстоятельствами? Однако, когда они едят хлеб и пьют вино с жителями новых мест, их изгнание изгнанием не является. В то же время для сынов Израиля, которые не едят их хлеба и не пьют их вина (и потому не сближаются с местными жителями), изгнание является изгнанием в полной мере»^[4] (Мидраш Эйхо Рабо, гл.1).

Мицвы защищают евреев от ассимиляции. В средневековом обществе, где родился идиш, было почти невозможно ассимилироваться, не обратившись в христианство. Евреи пытались стать настолько независимыми от окружающих, насколько возможно (при том, что им нужно было как-то работать и есть). Их независимость достигла своего пика именно в тех регионах, где развивался идиш. Историк Ирвинг А. Агус писал:

«…немецкие и французские евреи, вероятно, полагались на талмудический закон — как на принцип, регулирующий все стороны жизни, — гораздо больше, чем древние евреи… В тот период [десятый век н. э.] принудительные меры выводились исключительно из высшего иудейского закона… В этих странах Талмуд контролировал все сферы жизни. Евреи создавали общины, налаживали политические контакты со светской властью, взимали налоги (чтобы покрывать