теперь они казались мне совсем уж невинными младенцами.

— Вам придется спрятаться, мисс Люси, — сказала я, — хотя бы до прихода Дня Всех Душ, а потом, когда минует опасность, сможете снова выйти.

— Но где же нам спрятаться? Куда пойти? — жалобно спросила Люси.

А я подумала: «Ох, только не это! Она ведь сейчас расплачется!» У нее уж и голос дрожал, и губки кривились, и она все время судорожно глотала… Но все-таки сдержалась, не заплакала.

— По-моему, я знаю одно такое место, — поспешила я ее успокоить. — Это, правда, довольно далеко, зато какое-то время вы будете в полной безопасности.

Тут уж и Шарлотта вынырнула из-под одеяла и тоже села на постели.

— Ну точно, как в «Эмилии, или Отравленном кубке»! — воскликнула она. — Помнишь, Люси, ей ведь тоже пришлось бежать? А потом ее взял в плен главарь разбойников, и они ее привязали к столбу, а потом…

— Мисс Шарлотта, нам надо идти, — остановила я ее. — Наденьте все самое теплое и столько, сколько сможете. Постарайтесь укутаться как можно лучше — на улице такой холод, что вы все равно замерзнете.

Люси соскочила с постели и, вся дрожа, бросилась к огромному дубовому гардеробу. Потом, минутку подумав, она раздернула тяжелые шторы на окне, из которого была видна долина и далекие горы, и этот мрачноватый пейзаж — хоть я всю жизнь видела его перед собой — показался мне вдруг таким диким и пугающим, что я едва совладала с собой. Люси оглянулась, и по ее перепуганным глазам я поняла, что и она испытывает те же чувства. А для Шарлотты происходящее казалось, скорее, выдумкой, сказкой, почти игрой.

Зато Люси было не до игрушек. Она с явным трудом заставила себя сглотнуть застрявший в горле комок и принялась одеваться. Шарлотта, соскочив с кровати, присоединилась к ней, так и подпрыгивая от холода на деревянном полу, где гуляли сквозняки. Девочки надели на себя столько теплых вещей, а поверх еще и шубки, шали и теплые капюшоны, что я стала опасаться, как бы они в дверях не застряли. Потом я сунула им в сумку смену белья, и Люси спросила меня:

— Куда же мы пойдем, Хильди?

— В деревню, да? — тут же застрекотала Шарлотта. — В гостиницу, к твоей маме? Она ведь может нас там спрятать?

Мою мать обе очень любили. Первые дни, когда девочки еще только приехали в Карлштайн, а граф не успел еще отыскать фрау Мюллер и сделать ее своей домоправительницей, моя мама присматривала за ними, и они были просто счастливы, чувствуя рядом с собой такого теплого и доброго человека, тем более после столь долгого путешествия по чужой стране, полной мрачных иностранцев, которые совершенно не понимают их родного языка. Люси и Шарлотта, помнится, плакали в три ручья, когда моей матери было велено вернуться к себе в таверну «Веселый охотник». Но сейчас в гостинице было полно постояльцев. Кроме того, именно там девочек стали бы искать в первую очередь. А тогда уж, конечно, нашли бы и Петера. Пришлось мне рассказать им, что натворил мой братец.

— Значит, он сбежал от правосудия! — важно заявила Люси. — И теперь вне закона. Но не бойся, мы его никогда не выдадим. Уж мы-то знаем, каково это пытаться спастись от собственной злой судьбы!..

Она так разошлась, что мне пришлось на нее шикнуть. Я помогла застывшей с раскрытым ртом Шарлотте застегнуть шубку и приказала обеим:

— А теперь рот на замок, слышите? Граф еще не спит, да и мерзкий Снивельвурст наверняка шныряет где-то поблизости. Мы выйдем из замка через конюшни, выберемся за стену прямо на скалистый склон и незаметно спустимся по нему на дорогу. Но умоляю — ни слова!

И только когда мы уже стояли на дороге, а колючий ледяной ветер насквозь пронизывал меня, задувая в каждую дырку на моем стареньком, поношенном плаще и швыряя пряди волос мне прямо в глаза, я подумала: «Ну, и что же мне теперь делать? Бежать вместе с ними или вернуться и сделать вид, что я тут ни при чем?»

Через некоторое время дорога вывела нас к перекрестку. Отсюда одна дорога шла вниз, в деревню — через мост и прямо на центральную площадь всего полчаса нетрудной ходьбы. Там теплом и уютом светились окна, из таверны доносилось пение, а рядом высился темный силуэт заснеженной церкви, словно накинувшей на плечи белый плащ. Вторая же дорога вела по краю долины к перевалу в горах, в это время года всегда заваленному глубокими снегами и практически непроходимому. Несколько секунд я все же колебалась, стоя на перепутье, — уж больно приветливой выглядела деревня внизу. Но тут из-за длинного облака, похожего на акулу, выглянула луна, осветив окружавшие нас дикие скалы, и я решительно отвернулась от деревни, ибо лунный свет указал мне путь в те места, куда нам следовало направиться.

Справа от дороги, ведущей к перевалу, высоко на склоне горы, среди деревьев поблескивал небольшой замерзший водопад. А рядом с ним, буквально в двух шагах, была, и я отлично знала это, небольшая пещера — «пещера отшельника», как ее обычно называли. Много лет назад в этой пещере жил один несчастный безумец, который все время разговаривал сам с собой, уверенный, что на самом деле является цирковым медведем, который из любви к Деве Марии покинул веселых зрителей и стал за них молиться. Но поскольку он считал себя медведем, то ему по-прежнему хотелось, чтобы ему отдавали команды, хвалили его и так далее. «Молодец, Бруно, хороший мальчик! — говорил он себе. — А теперь встань на колени и помолись. Вот молодец, хороший медведь! Сложи, сложи свои лапы… Вот так, умница, молодец, мишка… А теперь вставай…» Мы иногда приносили ему медовые пряники, которыми он с удовольствием угощался, считая их наградой за то, что он так хорошо молился, а потом шаркающей походкой, точно старый медведь, подходил к нам, падал на колени и нежно лизал нам руки, уговаривая самого себя еще лучше за нас молиться… Я знаю, самая нежная душа бывает как раз у тех, кто вроде бы не совсем от мира сего. Вот я и подумала: «Ничего, старый Бруно о нас позаботится». Я, конечно, имела в виду его добрую душу, потому что Бруно умер, когда мне всего семь лет было.

— Сюда, — сказала я, и мы стали подниматься по верхней дороге.

Добравшись до пересекавшего дорогу ручья, мы сошли с нее и двинулись вдоль извилистого русла, продираясь сквозь спутанный кустарник и сухие дикие травы, то и дело спотыкаясь о камни и проваливаясь в засыпанные снегом ямы. Но мы упорно продолжали подъем и наконец подошли к водопаду почти вплотную. Затем сняли башмаки (они и так уже были мокры насквозь) и чулки и осторожно ступили в темную воду. Ручей был не глубокий, по колено, и совсем неширокий. Если б Шарлотта легла поперек течения, то смогла бы положить голову на один берег, а ноги — на другой. Но камни на дне