пустошах.

Объединяло эти тропки одно: они все неизменно терялись то в том же бурьяне, то на болотистом берегу какого-то пруда с чёрной водой, к которому я выходил с разных сторон… Раз пять или шесть я натыкался на здания в различной степени разгромленности.

Три или четыре раза в полном отчаянье я начинал ломиться прямиком сквозь бурьян, ориентируясь по солнцу в надежде просто по прямой выйти хоть на какой-нибудь край аэродрома, но ветви этого чёртового кустарника были похожи по твёрдости и переплетённости на натуральную колючую проволоку, и я с трудом выбирался обратно на тропы, по которым продолжал бесцельно кружить.

Несколько раз я начинал свистеть и орать - не «спасите» пока, но громко. Ответом мне была всё та же звонкая сонная тишина.

Нет, вру. Полной тишины не было. Раза три я отчётливо слышал звук мотора - какие-то машины ездили. Однажды донёсся до меня человеческий голос, что-то доказывавший кому-то.

А ещё раз - хоть убейте! - я услышал, как работает двигатель садящегося лёгкого винтового самолёта. Я даже головой закрутил, подняв её к небу. Там, конечно, ничего не было.

В общем, около половины шестого вечера я выбрался на широкую полосу, замощённую бетонными плитами, между которыми тут и там пробились пучки травы.

Это была ВПП, и уже это хорошо, потому что до этого я больше часа шёл по тропинкам, где и козе было бы затруднительно пройти, не ободрав бока. Мне страшно хотелось пить. Хорошо ещё, что сосиски съел…

В дальнем конце этой полосы видны были какие-то металлические конструкции. Я устало зашагал к ним, уже прикидывая, что буду делать, если так и не выберусь до темноты. И почти не удивился, увидев, что это самолёты. Их было четыре. И я узнал все.

Ближе всего оказалась китообразная туша бомбардировщика Хейнкеля - сто одиннадцатого. Он был перебит в районе хвоста, и там, среди покорёженного металла, виднелся врезавшийся в землю, но ещё узнаваемый Лавочкин, Ла-5.

Это было первое, что я увидел, потому что два других самолёта от меня закрывала эта композиция. Краску и знаки различия с самолётов давным-давно слизали ветер, дождь, снег и солнце, но я страшно удивился, что эти тонны алюминия ещё целы. Ради такого богатства сюда могли приехать на тракторе, напрямик через заросли.

Когда у среднего «узника демократии» горят трубы, преград для него не существует, такие деятели несколько раз в корпусе пытались увезти МиГ-21, памятник такой, пока старшие кадеты их не подкараулили и не отходили ремнями и кусками арматуры.

Так, удивляясь, я обошёл лежащий почти отдельно хвост бомбардировщика - и увидел ещё две машины, стоявшие на сгнившей резине в полной готовности ко взлёту, с откинутыми фонарями кабин.

Характерные щучьи силуэты и тут не оставляли сомнений - детища Вилли Мессершмидта, Bf-109, типичнейшая «пара» Люфтваффе, всё ещё стерегли аэродром. Эти были вообще нетронутыми и казались только-только сошедшими с конвейера, даже ещё некрашеными.

Я остановился под крылом одного из них и медленно спустил сумку на бетон. Мне хотелось влезть в кабину, но было жутковато. Почему-то казалось, что там - останки мёртвого лётчика.

Конечно, никакого лётчика там не оказалось. Кабина была пуста. Кожа сиденья пошла трещинами, встала коробом и побелела. Придерживаясь руками за края кабины, я осторожно сел в кресло, положил руки на управление.

Тяги, конечно, не «ходили», но в целом тут тоже всё казалось совершенно неповреждённым. Я поднял глаза - прямо перед лицом остро торчало перо винта.

- От винта… - тихо скомандовал я.

Тихий треск и шорох наполнили кабину. Я в первую секунду просто не обратил на это внимания, решив, что это ветер, но потом в этих звуках пробилось всё более отчётливое:

- Ахтунг, ахтунг, дас'ст Флондерн, дас'ст Флондерн…

- Зах-ходим на атаку, на атаку заходим, ребята…

- О шшайззе, руссише штурмфогельн…

- От солнца три пары «мессеров», Сашка, возьми на себя…

- Штилле-штилле, кнабен, аллес форвертс…

Упруго качнулись стрелки приборов - щёлк, полный, ноль… Я пулей вылетел из кабины и скатился по крылу на бетон. Сидя на корточках, задрал голову.

Было тихо. Неподвижно и разлаписто высились самолёты.

- Жара… - выдохнул я. И увидел у самого края полосы торчащий из земли кран - труба, изогнутый носик, ржавый вентиль.

Вообще-то в этом не было ничего удивительного, такие штуки на аэродроме - дело привычное. Куда удивительней было, что, когда я качнул вентиль, он хоть со скрипом, но повернулся - и мне под ноги ударила тугая струя веющей холодом воды, прозрачной и чистой. Я наклонился к ней…

- Женька! Погоди, не пей!

Как бы я не хотел пить, но такой крик после шести часов одиноких блужданий… Я выпрямился и увидел катящую по полосе ту девчонку. Она была одна и явно очень спешила. Лицо девчонки было встревоженным и серьёзным, она подлетела ко мне, проскочив между двух «мессеров», и остановилась, как вкопанная.

- Погоди, не пей, - повторила она, хотя я и не собирался пить. - Я так и знала, что ты где-то тут… Заблудился?

- Ну, - кивнул я. Притворяться не имело смысла - не для своего же удовольствия я тут хожу… - Не туда свернул.

- На, попей, - она, изогнувшись, достала из багажной корзинки бутылку из-под пепси. В бутылке оказалась вода, уже согревшаяся, и я не без удивления спросил, напившись:

- А отсюда почему нельзя?

- Нельзя, - коротко ответила она. - Ничего, что тут растёт, есть нельзя… и пить ниоткуда нельзя. Ты из пруда не пил? - она встревожилась.

- Не, - я покачал головой. - А что, яд какой-нибудь?

- Садись на раму, поехали, - вместо ответа сказала она. - Стемнеет ещё не скоро, но всё равно поехали… Сумку на багажник пристегни…

- Давай я тебя повезу, - предложил я. Не хватало ещё, чтобы девчонки меня катали на раме…

- Ты не знаешь, куда, - отрезала она. - Я и то еле тебя нашла, хотела за мальчишками возвращаться… Поставил? Садись.

Мы покатили по бетону. Рядом с тем местом, где я вышел на полосу, оказалась ещё одна тропка, она вела под откос, потом - через решётчатый мостик, перекинутый над тихим ручьём, а там мы вдруг оказались в аллее из старых лип, в конце которой видны были ржавые ворота из металлических трубок.

- Ну и ну, - вырвалось у меня, - да тут же ходьбы минут десять… Я почти дошёл, выходит?

- Почти дошёл, - согласилась она, - ещё немного, и точно дошёл бы… - в голосе послышалась ирония.

- И что у вас за аэродром такой, - пожаловался я.

- Он не у нас, он сам по себе, - отрезала девчонка и после короткого молчания вдруг сказала: - Меня Лидкой зовут, Лидией… Жень, ты вот, что… Тут рядом речка хорошая, леса, и в городе и кафе есть, и дискотека… Ты на этот аэродром не ходи. Туда никто не ходит. Почти