обливается слезами попрошайка.

— А работать будешь?

— Сперва поем… — улыбается Аршин.

— Вчерашний борщ любишь?

— Да хоть и позавчерашний, — соглашается сын Вершка. — Только давай скорей!

— Ну тогда приходи завтра, сегодня нет вчерашнего, а позавчерашний только послезавтра будет, — отвечает сосед.

Проучил парня, чтобы тот, работы не сделав, плату не просил, на чужое добро не зарился, ел то, что заработает.

Вздохнул Аршин и к третьему соседу побрёл. Кричит с порога:

— Я работать пришёл!

Сосед головой покачал и спрашивает:

— А панствовать не хочешь?

— Сперва поем, а там видно будет…

— Ну нет, голубчик, на голодное брюхо даже безделяйский пан Яцкус и то сговорчивей был бы. Потерпи ещё немного.

И здесь не накормили бездельника. Не понравились панские повадки соседу. Но недаром говорится, что нужда научит обжигать горшки. Разыскал голодающий старую отцовскую удочку и отправился ловить рыбу. В колхозном пруду. Только закинул, поплавок — бульк! — и ушёл под воду: карп на крючке болтается. Чуть побольше червяка, ни жив ни мёртв от страха.

Не успел рыбак вытащить добычу, а дружинник уже тут как тут — стоит рядом и протокол составляет. Красными чернилами пишет.

— Почему, гражданин Аршин, в неположенное время удите? — спрашивает браконьера.

— Я не ужу, я только червяка топлю…

Но разве того, кто хитрей тебя, обманешь? Да ещё с красной повязкой на рукаве!

Пришлось Аршину и с удочкой проститься, и последний грош за штраф отдать. Ровно столько, сколько стоила рыбёшка.

Парень от голода на стенку лезет. Даже в брюхе перестало урчать. Живот к спине прилип. И плакать нечем.

Сидит Аршин, пригорюнясь, доброе времечко вспоминает, когда отец с матерью ещё живы были, кормили-поили сыночка, заботились о нём. Но родителей с того света не воротишь. Сам себя не накажешь тоже.

Вдруг видит Аршин, на плетне ворона сидит. Обрадовался, вырвал тычину из плетня и понёс в избу. Как дар небесный.

В это время шёл мимо колхозный кузнец Нако-валюс. Поглядел на отощавшего Аршина и спрашивает:

— Куда ты кол тащишь?

— На кухню — суп из него варить. Как-никак ворона второй день на нём клюв чистит! Сжалился кузнец над малым и говорит:

— Ты кувалду, что я тебе дарил, варить не пробовал?

— Нет ещё.

— А есть очень хочешь?

— Сперва поработаю…

— Вот это мужской разговор! — похвалил его Наковалюс. — Мне как раз помощник нужен.

— Да я за одни харчи работать буду, — обрадовался Аршин.

— Зачем же за харчи? — пожал плечами Нако-валюс. — Что заработаешь, то и твоё. Мне чужого не надобно.

Привёл Аршина в дом, отмыл его в бане, колтуны ему остриг, еду на стол поставил, но парень даже не притронулся к еде.

— Когда заработаю…

Кремень — не человек! Целый день махал дарёной кувалдой. Притомившись, лемеха точил, потом опять железо ковал, пламя в горне раздувал. Вечером умылся, причесался, а тогда уже и за стол уселся. Ужинать.

Ест, пьёт, как все люди: так, чтобы и другим осталось. Словом, от всего сердца старается, чтобы последний душевный человек от него не отвернулся, прочь не выгнал.

Про панские замашки и думать не думает.

И Я ТАМ БЫЛ…

Говорят, не прошло и трёх лет, как стал Аршин лучшим кузнецом в округе: кувалдой своей, в которой весу полпуда полфунта и ползолотника, может иголку выковать.

Если и не самую маленькую, то хотя бы среднюю. Мешки латать.

Говорят, в кузнице Аршин не так уж и велик кажется, хоть широк в плечах, высок ростом. Но не великан.

Говорят, на состязаниях деревенских богатырей Аршин два дня подряд двухпудовую гирю выжимал, не устав нисколечко, а на третий день трёхпудовкой орехи девушкам колол, ни одного ядрышка не испортив. Только скорлупу дробил.

Говорят, сейчас Аршин в вечерней школе учится — по вечерам навёрстывает то, что в свои дни не выучил. Зубрит таблицу умножения, сочинения пишет, а колхозные пионеры взяли шефство над ним и книги ему носят. Всё больше про тяжёлую атлетику.

Тренирует ребят Аршин. Учит молотом по наковальне бить.

И я в том колхозе был, мёд-пиво пил и про всё про это в колхозной стенгазете вычитал. Может, это быль, а может, и сказка. Не знаю!..