вовсе не демократия, равно как и современная западная элитократия — тоже не демократия. Когда в 1980–е годы мы боролись против коммунистического режима во имя демократии (советской), то намеревались двигаться в прямо противоположном направлении от того, что происходит сейчас.

В 1980–х годах страна продвинулась вплотную к решению постиндустриальных, а значит, и посткапиталистических задач. Именно их предстояло решать перестройке. К сожалению, тогда только начинали осознаваться смысл и направление перехода от индустриального к «информационному», моделирующему обществу. К 1990 году страна сумела справиться с задачей освобождения от коммунистической монополии на власть, произошло возрождение советской самоорганизации и народовластия. Но «советский народ» не сумел продвинуться дальше — в силу недостатка опыта и наличия элитных интриг, популистских и западнических иллюзий. Такова судьба многих революций — за напряжением, подъемом творческих сил народа накатывают усталость и реакция. Выражением этой консервативной тенденции и стал режим Путина, призванный «заморозить» социально–политическую структуру, возникшую при Ельцине и получившую наименование «олигархический капитализм».

Но полностью «заморозить» социум невозможно. Ударившись о постиндустриальный барьер, общество стало откатываться назад, от развитого индустриального к частичной феодализации. На арену вышли типажи, более характерные для зари индустриального общества, — флибустьеры рыночного моря. Но история не стоит на месте, продолжая свое движение «вспять», — «флибустьеров» уверенно вытесняют организованные по феодальному принципу постноменклатурные кланы. Сторонники вестернизации обещали в 1991 году демократию, свободу и законность. Как и следовало ожидать, мы получили олигархию, комплектующуюся по принципу номенклатурных и родственных связей, произвол сильных мира сего, распил индустриального комплекса на вотчины, не первоначальное накопление, а первоначальное разграбление. Можно сколько угодно возмущаться этой реальностью или прятать ее за победными телевизионными реляциями о золотовалютном запасе, рост которого, увы, никак не помогает гражданам РФ в их нелегкой жизни. Но факт остается фактом: мы живем в эпоху отката от достижений индустриального общества.

Этот откат пока не является необратимым, происходит внутриформационный регресс, обусловленный перемещением России в международном разделении труда из группы среднеразвитых стран в зону третьего мира. Пока культурный потенциал сопротивляется такому сдвигу. Но это — «последний рубеж обороны».

Сформировавшаяся в РФ политическая система является надстройкой над пластами индустриального советского наследия, крепнущей доиндустриальной традиции и анклавов глобализации.

С одной стороны, укрепление феодально–бюрократических структур блокирует развитие постиндустриальных социальных форм, вызывает недовольство как значительной части интеллигенции и новых средних слоев, так и глобальной элиты, требующей «прозрачности» управления в России. С другой стороны, продолжение социально–экономической интеграции в глобальное пространство приводит к дальнейшему разрушению институтов социального государства и привычного образа жизни (монетаризация и тому подобное). В результате складываются ядра активного недовольства (пенсионеры, инвалиды, молодежь, научные работники, группы по месту жительства и другие), которые связываются между собой гражданскими организациями. Эта ситуация, проявившаяся уже в 2005 году, свидетельствует о неэффективности обратной связи между властью и населением.

При авторитарной системе режим хоть и принимает решения по своему усмотрению, но относится к населению патерналистски. Как это ни странно, наиболее свободен от населения режим, занимающий переходное положение между плюрализмом и авторитарностью. Такой «суверенный плюрализм» суверенен прежде всего от обязательств перед населением. Стороны свободны от обязательств — население «крутится» в поисках заработка, а властная и имущественная элита оседлала ресурсные потоки и в большей части населения вовсе не нуждается.

Добившись свободы в отношениях с населением, правящая группа в то же время вынуждена маневрировать между более сильными глобальными политическими силами (прежде всего, неоконсерваторами и социал–либералами). В самой правящей группе также есть разные центры силы, ориентирующиеся на разные коммерческие и внешнеполитические интересы. Президент вынужден искать равнодействующую между всеми этими интересами, что практически исключает осуществление стратегии, продиктованной интересами населения России. Политика носит инерционный, рефлекторный характер и зависит от импульсов, приходящих извне. Поэтому единственный курс, который проводится сколько–нибудь последовательно, — дальнейшая интеграция в глобальный рынок в качестве его периферийной составляющей.

Провозглашенные правящей группой «идеи» призваны придать этой печальной реальности романтический блеск. «Великая энергетическая держава» означает не что иное, как «большой сырьевой придаток», а «суверенная демократия» — суверенитет правящей группы, не связанной международными стандартами соблюдения демократических норм.

Внутренняя организация «политического класса» становится все более авторитарной, чему способствует концентрация ресурсов в руках чиновничества (через посредство подконтрольного бизнеса). Система может прибегнуть и к репрессиям в случае, если одна из группировок пытается нарушить хрупкое равновесие в свою пользу, покусившись на сложившееся в олигархическом бизнесе распределение сфер влияния. Разумеется, олигархический капитализм ничуть не меняет своего характера оттого, что в деле «ЮКОСа» пострадали некоторые олигархи, — от этого лишь укрепилось процветание других олигархов — при погонах или без, но чаще при чинах. Также и в 1940–х годах «ленинградское дело» ничуть не изменило характер режима, хотя «под нож» пошла часть сталинского окружения.

Но коммунистический режим существовал в эпоху перехода к индустриальному обществу, когда надежды вчерашних крестьян на светлое будущее позволяли плотно контролировать настроения не только элиты, но и населения. Сегодня уровень культуры изменился, энтузиазма нет и следа, как нет у режима и мобилизирующих идей. Население имеет за плечами опыт ХХ века и привычку к умеренным советским благам и социальным гарантиям. К тем благам и гарантиям, которые сегодня доступны далеко не всем. Так что режиму непросто найти общий язык с обществом — его необходимо убедить в том, что