ее ни на минуту. «Чего же

удивляться, милочка, — все повторяла повивальная бабка, с

некоторых пор находившаяся при ней почти неотлучно. —

Женщине такого хрупкого сложения заводить второе дитя не

следует». Но Наталья верила, что способна дать жизнь второму

их с Сергеем ребенку, и только моли- • лась, чтобы у нее хватило

сил выносить полный срок.

Наталья еще сильнее закуталась в теплую шаль. Надо же, а

мальчишкам все нипочем. Такой холодный ветер, а они знай себе

играют.

—

Саша! Анатоль! Ну-ка живее в дом, пока дождь вас не застал!

Но порыв ветра отнес звук ее слабого голоса прочь от детских

ушей, да и сами-то уши в таком возрасте готовы слышать лишь

то, что хочется слышать, и только.

Наталья закрыла окно и вернулась к своей кушетке. Повитуха,

все так же мерно работая спицами, о чем-то рассказывала ей, и

Наталья, присев рядом, лишь вздохнула и принялась расчесывать

свои длинные черные волосы. Она хотела выглядеть как можно

привлекательнее, ведь Сергей вот-вот должен вернуться домой.

—

Ты отдохни, пожалуй, — тем временем сказала повитуха, — а

я выйду, приструню мальчишек.

Еще не утихли ее шаги на лестнице, как Наталья услышала:

застучали дождевые капли по подоконнику. А вместе с ними

появился и новый звук, на этот раз уже где-то над головой —

топот маленьких ножек и озорной визг. «Они снова по шпалере

залезли на крышу», — подумала с раздражением и тревогой, так

знакомой матерям всех сорванцов.

—

Немедленно слезайте! — закричала она в окно. — Только

осторожнее, слышите меня?

Снова смех и возня, теперь уже точно на крыше, мальчишки все-

таки забрались туда.

—

Сию же минуту вернитесь, иначе обо всем станет известно

отцу!

—

Не волнуйся, мамочка, — послышался Сашин голосок. — Мы

уже спускаемся. Только отцу ничего не говори.

И опять смешки и возня.

Не успела Наталья отойти от окна, как вдруг послышался

8

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТЕСА

ужасающий скрежет, и раскатистый смех сменился пронзительным

криком, который резко оборвался где-то внизу. А потом наступила

тишина.

Наталья настежь распахнула окно. Ужасная картина открылась ей.

Внизу лежали два неподвижных тела.

Наталья и сама не заметила, как оказалась внизу. В отчаянии она

склонилась над двумя распростертыми на мокрой траве телами, не

замечая ни холода, ни начавшегося дождя. Внезапно липкая

тошнотворная чернота обрушилась на нее, потащив за собой куда-

то вниз, в темную пропасть...

Но внезапная боль внизу живота, словно вспышка, вернула ее

назад из бездны, и Наталья, словно сквозь пелену, увидела

повитуху и мужчину, стоявшего рядом с ней. Они стали поднимать

ее, но Наталья сама рванулась, когда послышался слабый детский

стон. Она бросилась было к Саше, но это был другой мальчик,

Анатоль. У него была сломана нога.

Наталью тем временем взяли под руки, повели в дом, но не успели

они и порога переступить, как внезапная боль снова переломила ее

пополам. Ее колени подкосились, и она, прямо у порога, так и села

на землю. «Где же Саша? — билась мысль в ее голове. — Пора бы

ему домой. Ведь так холодно... ах, как холодно...»

Она пришла в себя уже в кровати, рядом хлопотала акушерка. Но

она сразу же поняла все сама: ребенок уже родился... не доносила...

целых два месяца. А может, просто время так незаметно летит,

подумала она. Где я? Где Сергей? Вот сейчас он подойдет,

улыбнется, потреплет мой локон и

скажет: это тебе приснилось, с Сашей все хорошо... скажет, что все

хорошо...

Ах! Как больно! Что случилось? Где Саша? И где Сергей?

I

ергей Иванов, возвращаясь домой, увидел, что соседи,

Снесмотря на дождь, толпятся у порога его дома. Одного

взгляда на их лица было довольно, чтобы он со всех ног бросился в

дом. О том, что произошло, он узнал от акушерки: Саша мертв,

упал с крыши. У Натальи начались схватки... Кровотечение

ПРОЛОГ

9

остановить не удалось... Их больше нет.

А младенец родился живым. Едва ли ему хватит сил выжить,

покачала головой акушерка, не раз ей приходилось присутствовать

и при рождении, и при смерти. «Душа от тела отходит легко, —

подумала она, — куда тяжелей той душе, которой суждено здесь

скорбеть об ушедшем». Ждали священника, чтобы исполнить

последние приготовления по Наталье и Саше. И по младенцу,

видимо, тоже.

Акушерка подала отцу, словно ослепшему от горя, его маленького

сына.

— Ребенок слишком слаб, чтобы кормить его грудью, — сказала

она. — Но, если смочить тряпицу козьим молоком, он сможет

сосать ее. Если, конечно, проживет эту ночь.

Сергей смотрел на новорожденного мальчика, плотно закутанного

в одеяльце, едва улавливая смысл того, о чем говорила ему

акушерка: «Последняя воля Натальи... ее последние слова... она

любит вас всем сердцем, вот что она сказала, прежде чем отойти...

и просила, чтобы отдали сына на попечение ее родителей».

Даже в предсмертный час Наталья продолжала заботиться о своем

ребенке... и своем муже. Разве сможет ее Сергей, один из офицеров

царской гвардии, выходить в одиночку их маленького сына? Или

она понимала, что Сергей, всякий раз, глядя на мальчика, будет

вспоминать этот черный день?

Тем временем прибыл священник. Новорожденного окрестили —

для спасения его души на случай, если эта ночь станет для него и

последней. Священник спросил у Сергея, как звать младенца.

Сергей же, словно спросонок, назвал свое имя, решив, что