Восточной Пруссии, фюрер Третьего Рейха Адольф Шикльгрубер, разговорившись за десертом, дал социальную характеристику разведывательного сообщества, противостоящего Гестапо и Абверу. Высказывание застенографировали в назидание грядущим поколениям негодяев:

«Индивиды, занимающиеся шпионажем, вербуются либо в кругах, претендующих на то, чтобы называться приличными, либо в пролетарской среде. Выходцы из среднего класса достаточно серьезны, чтобы увлекаться подобными вещами. Поэтому для искоренения шпионажа наиболее подходящим представляется единственный способ: убедить склонных к такой деятельности в абсолютной невозможности сносить голову на плечах…»

После этого охотников до чужих секретов мужского пола вешали на фортепьянных струнах и голыми словно червяков, как, например, коротенького адмирала Вильгельма Франца Канариса,^[1] а женского вроде Анны де-Максимович^[2] — совали под стамеску гильотины.

Спустя два десятилетия преподаватели Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем, включая четырех не повешенных мужчин и двух женщин, сносивших головы на плечах и после 22 мая 1942 года, создали научный кружок, названный ими ехидно Козьма-Прутковскими посиделками. Выходцы из кругов, претендующих на то, чтобы называться приличными, запускали на запись студийный магнитофон «Хитачи» и изощрялись с высот накопленного опыта в комментариях к высказываниям великих по поводу их ремесла, в том числе и к откровениям основателя Третьего рейха. Обширные как сибирские блины четыре бобины по 1800 футов пленки старинной марки «Американский орел» составили аудио архив самого невероятного, на мой взгляд, учебного пособия в мире. Оно называлось «Шпион по найму как индивидуальный предприниматель, философия ремесла, практическое и теоретическое пособие для желающих свернуть шею».

Бобины позже перекопировали на кассеты и си-ди-ромовские диски, комплект которых в сафьяновой коробке вручался выпускникам курсов в качестве «сувенира». Что-то полагалось же вручать, поскольку официальной или неофициальной бумаги о пройденных науках и сданных экзаменах не выдавалось. Да, думаю, многие бы и не приняли такую. И без диплома свидетельств и свидетелей судьбоносного выбора ремесла, о котором предпочтительно помалкивать, набиралось достаточно. Включая наставников и однокашников, которых согласно обретенному образованию полагалось бы сразу же после выпуска уложить из пулемета, взорвать тротилом или облучить из обработанных радиацией тарелок за прощальным ужином. Как высказался один японец на одном из наших семинаров, тайну о прошлом всякого индивидуума хранят только мертвые, да и то не всегда. А будущим выпускникам предстояло вступать в схватки, скорее всего, именно друг с другом.

На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем в те времена ещё преподавали старички из этнических русских, вышедшие в отставку после службы в американских, европейских, израильских, австралийских и даже советских органах. Так что, профессура досконально знала повадки ведущих спецконтор мира не понаслышке, а из собственного участия в их операциях. Мэтры вооружали курсантов, в число которых попасть было сложнее, чем в нобелевские лауреаты, уникальными сведениями и навыками. Ротационная реинтеграция выпускников в практику, которой некогда занимались наставники, и затем, в свою очередь, в преподавание обеспечивала непрекращающееся обновление знаний, о доступе к которым возмечтали бы богатейшие секретные конторы, узнай они о существовании курсов. При этом предполагалось — наверное, при полном осознании наивности этого предположения, что алексеевцы послужат Третьей России, которая явится (если явится, конечно) после Первой — монархической и Второй — тогдашней, да и нынешней, возможно.

В начале 90-х по мере вымирания популяции снежных людей, кормившихся на ледниках «холодной войны», курсы «потеплели» и стали формально коммерческими, то есть открытыми, однако, именно формально. Недоступность для «недостойных» обеспечивалась экстремальной дороговизной науки. Оправдательное мотто приемной комиссии курсов было несокрушимым: «Дешевая безопасность — не безопасность».

Не трудно догадаться, из каких ресурсов неимущие абитуриенты, алчущие шпионских знаний и навыков, могли черпать средства на утоление жажды специфического просвещения, принимая во внимание его чудовищную стоимость. Уж, не от Третьей России с несуществующим бюджетом, конечно… А спустя ещё пять лет преподавание стали вести на английском.

Таким образом, старая российская ориентация Алексеевского заведения, основанного профессором А. В. Карташовым при негласной поддержке окружения генерала барона П. Н. Врангеля, обрела на международном рынке образовательных услуг иное товарное качество. На курсы теперь принимаются, оплачивая занятия по семестрам большими деньгами, все желающие, кому предстоит в роли «практикующих юристов», то есть частных детективов, соприкасаться со специфическим обслуживанием специфических клиентов.

Узнать обо всех этих переменах довелось, правда, спустя много лет после окончания курсов из статьи в лондонском журнале «Low and Order, An Independent Magazine for Police Management», подвернувшемся в самолете на перелете из Кельна в Париж. Кто-то заткнул журнал в карман на спинке сиденья, а бортовая уборщица не удосужилась выгрести оттуда мусор. После чтения до самого аэропорта «Шарль де-Голль» не покидало чувство, будто оказался обобранным.

Некоторое время утешался мыслью, что статья — не слишком изощренный трюк, чтобы прикрыть преднамеренную утечку сведений об Алексеевской «яшиве». Когда-нибудь такая утечка должна же была произойти, и в дирекции посчитали, что лучше подконтрольная, чем непредвиденная. Хотелось думать, что преподавание на английском и открытый набор — это вроде прикрытия, а главное, то есть подготовка избранных профессиональных кадров и бесценная база данных о выпускниках, припрятано или перепрятано от правительственных спецконтор мира, готовых на все это наброситься.

Впрочем, такие мысли тоже не очень-то тешили. В общем-то они были только предположениями. Но, с другой стороны, после утраты Алексеевскими курсами характера закрытого учебного заведения мой старый «диплом» выданные «на память» кассеты в сафьяновой коробке — становился дороже, возможно и на пару порядков, и кое-что из содержащегося на них заслуживало публикации на продажу. Журнальная статья формально отменяла данное при выпуске обязательство держать язык за зубами относительно пройденных наук.

Так возникла идея