большую, нежели денежная, ценность и в храме, ставя свечку, я уже не просто всучивал отступного доброму Боженьке. Эта внутренняя коррозия, отчего не сказать и так, осложненная обстоятельствами правового характера, однажды должна была в конце концов потребовать смены внешнего оформления собственной личности. И я откликнулся на объявление в белградском еженедельнике: «Новое прошлое это новое будущее. Родитесь второй раз в Европе, Южной Африке, Австралии или Новой Зеландии. Смена идентификации, подлинные документы. Уникальное образование. Знание русского языка обязательно».

Из дырочек тускловатой бронзовой заглушки домофона у двустворчатой двери особняка на варшавской аллее Шуха резанул слух узнаваемый даже на польском хрипловатый рык: «Ты кто такой?»

Мир людей, которые пытаются выиграть у судьбы, делая ставки в дешевой валюте вроде собственной шкуры, тоже тесен. Обрюзгший Витек, пристроившийся швейцаром с правом ношения оружия в контактной конторе, давшей объявление по поручению Алексеевских информационных курсов имени проф. А. В. Карташова, и обеспечил все те рекомендации, без которых в своем тогдашнем положении я бы не преодолел приемные формальности.

Дорогу на курсы, находившиеся в пригороде Брюсселя, помогала коротать в поезде кассета, выданная божьим одуванчиком, проводившим приемный опрос.

Из услышанного с плеера следовало, что международный шпионаж (так на пленке) переживает поистине потрясающий подъем. Нелегальная разведка вершится постоянно, всеми и всюду, включая семью, а также дружеские и любовные отношения, в особенности не традиционные. И это — не паранойя. Когда разражаются скандалы вокруг некоторых шпионов, мы видим лишь ничтожную верхушку айсберга. Подлинных размеров ледяной глыбы никто не знает и не узнает никогда, в том числе и сами директора спецслужб как правительственных, так и частных. Всеохватывающий характер тайных войн перемешал, кто на какой стороне, кто на кого работает, а также кто кому и за что платит. Границы государств и частных владений обретают прозрачность, идеологии и религии утрачивают святость и таинства. Но непроницаемость барьеров, прикрывающих информацию, её базовые хранилища и в особенности сливки сливок секретных сведений — о намерениях или отсутствии таковых у властных, финансовых, индустриальных, коммерческих и силовых организаций, структур и систем полностью сохраняется, более того — она становится с каждым днем изощренней и непреодолимей. И поэтому толпы шпионов осаждают всевозможные плановые комитеты и мозговые центры!

Алексеевские информационные курсы, как сообщалось далее на пленке, неизменно предвосхищают потребности времени, и выпускают специалистов высокой квалификации, которые владеют абсолютными навыками изъятия и взлома секретной информации. Или, наоборот, её защиты, а также перехвата несанкционированного проникновения в те или иные структуры.

И здесь восторженный тон читчика пикировал на похоронный. Почти рыдая, диктор, сокрушаясь, перечислял ужасы, которые подстерегают мужчин и женщин, пытающихся вырваться из атмосферы мертвящей скуки тупой повседневности путем овладения профессией разведчика-нелегала. Психолог Алексеевских курсов, видно, не зря получал свои гонорары. Ирония начинала угадываться в этом пассаже не сразу, только где-то на десятой секунде…

И теоретики, и практики разведки, вещал читчик, едины во мнении, что шпионаж является второй древнейшей профессией после проституции. Поэтому-то у этой вполне традиционной общественной деятельности (так на пленке) как и у проституции, блестящее настоящее и сулящее безостановочные заработки будущее. Владеющий информацией о намерениях — владеет властью. Стоит ли говорить о могуществе, которое обретает обладатель сведений о тайных планах, вынашиваемых противником, а тем более другом или партнером? Шпионы могут приходить и уходить, но необходимость в их услугах остается всегда.

Окончательное и всестороннее осмысление шпионажа в жизни обществ, любых — закрытых тоталитарных или открытых демократических, дело далекого будущего. Тем, кто гниет в окопах секретных войн, пока не до философских обобщений. Густые дымовые завесы и отравляющие миазмы стелятся над полями их битв. Да и секреты, которые они добывают, не их секреты, а потому профи молчат. Частенько на глубине полутора метров, если, конечно, повезет с погребением. А ведь, что бы там ни говорили, именно шпионы предопределяют течение истории, хотя ни в одном научном фолианте ссылок на их донесения не найдешь…

Далее предлагалось заранее — полностью и до конца — отдать себе отчет, что шпионаж при всей его финансовой привлекательности — крайне неблагодарное занятие. Во-первых, это безвестность. И, во-вторых, пожизненное рабство. Если случится однажды осознать, что совершил ошибку, выбрав в качестве поприща (так на пленке) нечто не по плечу, назад, в прошлое, не вырваться. Уход, каким бы обоснованным ни казался, объективно становится переходом к противнику. Покинувший «свой» лагерь уносит многое, что представляет ценность для тех, против кого он работал. Шпион изначально только фрагмент сложной и пестрой, замаскированной мозаики, которую кто-то и где-то начал складывать, может, ещё и сто лет назад, задолго до появления на свет Божий бедолаги, решившего дезертировать. Вывалившийся или выковырнутый из мозаики оставляет прогалину, которая дает противнику возможность вычислить другие контуры и фигуры, располагавшиеся вокруг, а также их положение в организации.

Дисциплина и субординация — законы для шпиона; самоуправство и не продиктованная обстановкой самодеятельность кончаются плохо, всегда наказуемы. Немногие, конечно, способны на тотальный самоконтроль, по сути на пожизненное самоотречение. Большинство, при этом подавляющее, ищут сублимацию свободы в накопительстве денег на счетах, в дорогих ресторанах, сексе, пьянстве, наркотиках и припадках ипохондрии или буйства. Именно в этой зоне «диких настроений» высматривают добычу шпионы, которые шпионят за шпионами. И тогда рождается двойное рабство двойников…

Словоизлияние, затянувшееся на полчаса с лишним, отдавало компьютерной игровой страшилкой.

Я подумал, что читчик, варьируя интонации, иронизирует все же над текстом, а не над теми, для кого он предназначается.

Позже, на курсах я разобрался, что правда не кажется правдой в двух крайних случаях — когда этой правды слишком много или когда её же слишком мало. Пленка, выданная божьим одуванчиком на варшавской аллее Шуха, подходила под оба.

* * *

22 мая 1942 года в столовой своей ставки в Ростенбурге, на территории