устало наблюдая возню подъехавших оперов, но обернулся, зацепившись взглядом за удивленное лицо одного из продавцов. Тот рассматривал телефон с подсоединенным к нему небольшим электронным блоком.
— Ваш? — Карпелов ткнул пальцем в телефон.
— Да я вот смотрю. Вроде нет — Продавец начал ковыряться в странной приставке к телефону, примотанной липкой лентой. Карпелов протестующе протянул руку, но не успел. Продавец отлепил блок, и на стекло витрины звонко упала продолговатая батарейка.
— Стоять, — сказал устало Карпелов удивленному продавцу. — Убрать руки, ничего не трогать! — И проследил, как телефон и все к нему прицепленное поместили в пластиковый мешочек.
Приставка, прилепленная к телефону лентой, оказалась умным и совершенно неожиданным для милицейских специалистов устройством по изменению тембра голоса.
Карпелов со своими ребятами уехал, еще спустя два часа специальная группа перекапывала все киоски павильона, вытряхивала цветочные горшки с пластмассовыми, застывшими цветами, обыскивала продавцов и персонал, но никакого намека на огнестрельное оружие обнаружено не было.
— Поэтому, — сказал Карпелов, уперев руки в стол и нависая над ним, — пуля — это все, что мы имеем.
Пулю выковыряли почти сразу после оказания помощи Январю. Обычная, девятимиллиметровая. Разве что сплющена она была странно, как будто сила, ее пославшая, превышала в несколько раз обычный пороховой заряд. Она лежала на столе в пластике, изуродованная от соприкосновения с металлической окантовкой двери.
Звонивший без конца телефон Карпелов успокаивал, поднимая и тут же опуская трубку.
Ольга Антоновна расслабленно смотрела сквозь ресницы на безупречный изгиб спины, переходящий в аккуратные выпуклости ягодиц. Потом не выдержала и коснулась кончиками пальцев загорелой кожи, пробежала острыми ноготками по позвоночнику. — Я старая для тебя, — сказала она вдруг неожиданно для себя, повернулась на спину и стала смотреть в потолок, на нем слабой подсветкой горели невидимые в резном потолке лампочки. — Твое заявление, — Дима говорил медленно, — можно ведь преподнести и по-другому, обидней для меня. Например, я — слишком молод для тебя. — Ты возмутительно молод, у тебя такие ноги… — Я хочу пить, сделай что-нибудь. — Возьми в холодильнике, что-то должно быть. — Ольга, — Дима приподнял голову, но глаз открывать не стал, — я хочу пить! И Ольга Антоновна пошла исследовать содержимое холодильника. Гостиничный номер был люкс. Диме это не понравилось, он справедливо уверял ее, что уж телевизор и видеотехника им точно ни к чему, но Ольга настояла. Шампанское, минеральная и банки с пивом. Дима выбрал минеральную, а Ольга задумчиво рассматривала пробку на бутылке с шампанским, пока Дима не рассмеялся и не открыл бутылку. — А я думала, что теперь вообще всегда и везде буду тебе прислуживать, — сказала она тихо. — Открывать бутылки, приносить кофе в постель… — А ты можешь? — спросил Дима, усевшись на кровати в позе «мыслителя». — Понятия не имею. Вот странно. — Она улыбнулась, словно что-то вспомнила. — Я вчера тоже пила такое же шампанское. С мужем, — добавила она и тут же пожалела об этом. Дима встал обиженно и прошел в ванную. Он надевал футболку на влажное тело, футболка сопротивлялась. — Я надеюсь, ты не будешь закатывать мне истерики, когда я буду говорить о своем муже? — Как мы можем говорить о твоем муже? О чем мне надо знать? Когда он уехал в командировку? — Все дело в определении уровня, — сказала Ольга и откинулась навзничь на кровати, не выпуская тонкого длинного бокала. — Уровня чего? — Дима сел на пол возле ее ног. — Уровня отношений и привязанности. — Какая ты рациональная! Я вот не хочу думать про наши отношения, потому что их нет, а насчет привязанности… Нас просто тянет друг к другу, какая тут, к черту, привязанность, это же физиология. — Ты меня специально злишь. — Ладно, лучше поговорим, какие у нас перспективы. Знаешь, я в этих гостиницах чувствую себя идиотом. — Почему? И почему это у тебя гостиницы во множественном числе? — Потому что здесь открывалка для бутылок лежит в холодильнике! Это совсем не по-русски. С ума сойти можно, пока найдешь. Сервис. — Мой муж приедет сегодня. Позвони мне завтра в обед, часа в три. — Так, значит, будем ждать от командировки до командировки. Откуда он приезжает? — Калининград. Ты что, никогда не приспосабливался с замужней женщиной? — Представь себе! Девочки прибегали по первому звонку, никаких папиков, или как их там. Правда, — добавил Дима, прижав ступни Ольги к лицу, — у меня не было еще таких красивых девочек. А вдруг я захочу видеть тебя каждый день? — Это вопрос или просьба? — А вдруг ты влюбишься в меня, бросишь мужа… — Это вопрос или просьба? — Будешь готовить по утрам манную кашку — она очень полезна, — накручивать на ночь бигуди, читать мне вслух… Я, кстати, не люблю читать, а слушать люблю, стирать мои носки… — Ну все, хватит, — Ольга схватила Диму за уши и потянула вверх, — носки — это перебор. — Ладно, хватит, — согласился покорно Дима. — Обсудим будущее. — Будущее у нас радостное и близкое. Муж сдаст отчет по поездке, планировалось, что после этого он сразу же на вечер отбудет в Ленинград. Но перестраховаться не помешает, позвони. — Мы не пойдем с тобой в гостиницу. — А куда мы пойдем? — Мы пойдем к моим друзьям в студенческое общежитие и будем играть в рулетку. — Потрясающе… На деньги? — Нет, не угадаешь, пусть это будет сюрприз. — Дима схватил Ольгу за волосы и притянул ее лицо к своему. — Жизнь, она вообще — сплошная рулетка. — Да уж, — Ольга шутливо отбивалась, — всегда есть кто-то, кто крутит колесо! — Не знаю, мне интересней играть, а не крутить колесо. — Поэтому ты подрабатываешь там и сям, а не вершишь судьбы. — Это твой муж, надо понимать, вершит судьбы? — Дима стал серьезным и грустным, он надевал трусы, вечернее солнце спокойно и ласково обливало его белые волосы оранжевым светом. Ольга тоже посерьезнела. — По-твоему, лучше полагаться на какого-то распорядителя своей жизни, чем самому распоряжаться? От решения моего мужа сейчас зависят многие судьбы тех, кто просто играет в рулетку! — Он что, такой всемогущий? Он вообще кто, а то мне уже страшно. — Дима подошел к окну и смотрел на город внизу. — Он — шишка, — сказала Ольга, — и он меня любит. Дима, сцепив зубы, смотрел на Москву в закате: Москва плавала в золоте, разбавленном чистой голубой краской июньского неба. Дима вышел на балкон. Игрушечные павильоны выставки, смешная крошечная статуя колхозницы и рабочего, но его взгляд
Ольга Антоновна расслабленно смотрела сквозь ресницы на безупречный изгиб спины, переходящий в аккуратные выпуклости ягодиц. Потом не выдержала и коснулась кончиками пальцев загорелой кожи, пробежала острыми ноготками по позвоночнику. — Я старая для тебя, — сказала она вдруг неожиданно для себя, повернулась на спину и стала смотреть в потолок, на нем слабой подсветкой горели невидимые в резном потолке лампочки. — Твое заявление, — Дима говорил медленно, — можно ведь преподнести и по-другому, обидней для меня. Например, я — слишком молод для тебя. — Ты возмутительно молод, у тебя такие ноги… — Я хочу пить, сделай что-нибудь. — Возьми в холодильнике, что-то должно быть. — Ольга, — Дима приподнял голову, но глаз открывать не стал, — я хочу пить! И Ольга Антоновна пошла исследовать содержимое холодильника. Гостиничный номер был люкс. Диме это не понравилось, он справедливо уверял ее, что уж телевизор и видеотехника им точно ни к чему, но Ольга настояла. Шампанское, минеральная и банки с пивом. Дима выбрал минеральную, а Ольга задумчиво рассматривала пробку на бутылке с шампанским, пока Дима не рассмеялся и не открыл бутылку. — А я думала, что теперь вообще всегда и везде буду тебе прислуживать, — сказала она тихо. — Открывать бутылки, приносить кофе в постель… — А ты можешь? — спросил Дима, усевшись на кровати в позе «мыслителя». — Понятия не имею. Вот странно. — Она улыбнулась, словно что-то вспомнила. — Я вчера тоже пила такое же шампанское. С мужем, — добавила она и тут же пожалела об этом. Дима встал обиженно и прошел в ванную. Он надевал футболку на влажное тело, футболка сопротивлялась. — Я надеюсь, ты не будешь закатывать мне истерики, когда я буду говорить о своем муже? — Как мы можем говорить о твоем муже? О чем мне надо знать? Когда он уехал в командировку? — Все дело в определении уровня, — сказала Ольга и откинулась навзничь на кровати, не выпуская тонкого длинного бокала. — Уровня чего? — Дима сел на пол возле ее ног. — Уровня отношений и привязанности. — Какая ты рациональная! Я вот не хочу думать про наши отношения, потому что их нет, а насчет привязанности… Нас просто тянет друг к другу, какая тут, к черту, привязанность, это же физиология. — Ты меня специально злишь. — Ладно, лучше поговорим, какие у нас перспективы. Знаешь, я в этих гостиницах чувствую себя идиотом. — Почему? И почему это у тебя гостиницы во множественном числе? — Потому что здесь открывалка для бутылок лежит в холодильнике! Это совсем не по-русски. С ума сойти можно, пока найдешь. Сервис. — Мой муж приедет сегодня. Позвони мне завтра в обед, часа в три. — Так, значит, будем ждать от командировки до командировки. Откуда он приезжает? — Калининград. Ты что, никогда не приспосабливался с замужней женщиной? — Представь себе! Девочки прибегали по первому звонку, никаких папиков, или как их там. Правда, — добавил Дима, прижав ступни Ольги к лицу, — у меня не было еще таких красивых девочек. А вдруг я захочу видеть тебя каждый день? — Это вопрос или просьба? — А вдруг ты влюбишься в меня, бросишь мужа… — Это вопрос или просьба? — Будешь готовить по утрам манную кашку — она очень полезна, — накручивать на ночь бигуди, читать мне вслух… Я, кстати, не люблю читать, а слушать люблю, стирать мои носки… — Ну все, хватит, — Ольга схватила Диму за уши и потянула вверх, — носки — это перебор. — Ладно, хватит, — согласился покорно Дима. — Обсудим будущее. — Будущее у нас радостное и близкое. Муж сдаст отчет по поездке, планировалось, что после этого он сразу же на вечер отбудет в Ленинград. Но перестраховаться не помешает, позвони. — Мы не пойдем с тобой в гостиницу. — А куда мы пойдем? — Мы пойдем к моим друзьям в студенческое общежитие и будем играть в рулетку. — Потрясающе… На деньги? — Нет, не угадаешь, пусть это будет сюрприз. — Дима схватил Ольгу за волосы и притянул ее лицо к своему. — Жизнь, она вообще — сплошная рулетка. — Да уж, — Ольга шутливо отбивалась, — всегда есть кто-то, кто крутит колесо! — Не знаю, мне интересней играть, а не крутить колесо. — Поэтому ты подрабатываешь там и сям, а не вершишь судьбы. — Это твой муж, надо понимать, вершит судьбы? — Дима стал серьезным и грустным, он надевал трусы, вечернее солнце спокойно и ласково обливало его белые волосы оранжевым светом. Ольга тоже посерьезнела. — По-твоему, лучше полагаться на какого-то распорядителя своей жизни, чем самому распоряжаться? От решения моего мужа сейчас зависят многие судьбы тех, кто просто играет в рулетку! — Он что, такой всемогущий? Он вообще кто, а то мне уже страшно. — Дима подошел к окну и смотрел на город внизу. — Он — шишка, — сказала Ольга, — и он меня любит. Дима, сцепив зубы, смотрел на Москву в закате: Москва плавала в золоте, разбавленном чистой голубой краской июньского неба. Дима вышел на балкон. Игрушечные павильоны выставки, смешная крошечная статуя колхозницы и рабочего, но его взгляд