ткнул пальцем в самого мелкого и через неделю, когда ему сделали прививки, забрал его домой. Назвал Ангусом, в честь соло-гитариста АС/DC Ангуса Янга.

И очень быстро осознал свою колоссальную ошибку. Ангус оказался веселым и ласковым псом, но энергия била из него через край, а одиночества он не переносил — тосковал. Если я оставлял его в квартире, то он тщательно покрывал ковер в гостиной другим ковром собственного изготовления — из какашек. Похоже, так он выражал обиду… или проявлял свою бунтарскую натуру. Мало того, он топтался на ковре и, хорошенько измазав лапы, отправлялся в путешествие по квартире. Копировал полотна Поллока, так сказать. Сначала я думал, что он просто не может дотерпеть до прогулки. Стал выгуливать его прямо перед тем, как надолго отлучиться. Что ж, на улице Ангус моментально делал свои дела… И все же дома меня непременно ждали завалы. Возвращаешься, берешь тряпку и скребок, драишь до седьмого пота. Чтобы квартира приобрела мала-мальски жилой вид, приходилось трудиться не меньше часа. Соседка относилась к ситуации философски, но даже ее терпение было на исходе.

Кульминация наступила месяца через два. Прихожу домой и вижу: дверца шкафа, где мы хранили собачий корм, нараспашку, гранулы разбросаны по всей кухне. Все ясно: опять Ангус наводил свои порядки. Обычно, едва я открывал дверь, Ангус встречал меня в прихожей, слюняво ухмыляясь и виляя хвостом. Но на сей раз его было не видно и не слышно. Оказалось, он в гостиной: лежит на кушетке лапками кверху. Ни дать ни взять победитель конкурса на поедание пирогов. Рекордсмен!

— Ангус, фу-у-уу!

Пес перевернулся на другой бок — точнее, попытался перевернуться, набитое брюхо мешало — и посмотрел на меня так, как еще никто и никогда. Точнее, никто, кроме одной студентки, которая как-то шла, пошатываясь, мимо моего дома в Пасифик-Бич. Шла, смотрела на мир скорбными глазами, потом споткнулась, и из ее рта вырвалась реактивная струя блевотины. Но с Ангусом произошло кое-что похуже.

Едва я приподнял пса с кушетки, из него хлынула какая-то жижа. Примерно такой потоп случается, если растянуть отверстие на емкости капельницы. Эта жижа — а досталось и кушетке, и полу — в буквальном смысле переполнила мою чашу терпения. Можно долго закрывать глаза на очевидное, но, увидев и унюхав свеженький собачий понос на своей мебели, прозреешь непременно. «С Ангусом придется расстаться», — понял я. Но как расстаться, если я его безумно люблю? Как бы устроить, чтобы я мог иногда навещать его у новых хозяев? Приютить его никто не соглашался — ни мои братья, ни друзья. Вот если бы родители… Двор в их доме большой, а Ангус рос быстро — прямо глазам не верилось. В приюте меня заверили, что он будет весить футов тридцать, никак не больше. А он к четырехмесячному возрасту нагулял уже тридцать пять.

Ангус чертовски обаятелен, и я смекнул: лучше всего как бы невзначай показать его родителям, а потом уже огорошить их просьбой. За маму я не волновался — ее легко уговорить. Но папа…

Итак, одним солнечным апрельским утром в субботу я поехал в Сан-Диего (Ангус всю дорогу сидел у меня на коленях) и без предупреждения заявился к родителям. Пса я нес на руках, словно великанского младенца.

— Ой! Кто это у нас такой хорошенький! — Мама выбежала из кухни и потянулась погладить Ангуса.

— Симпатяга, — сказал папа, теребя уши пса.

— Погоди-ка, а чья же это собака? — вдруг насторожилась мама.

— Понимаете, тут вот какое дело…

И я разъяснил все по порядку, смягчив некоторые подробности, чтобы Ангус казался не столь уж капризным, а я — не столь уж безрассудным.

— Мы не можем взять эту собаку, — отрезала мама. — Ты ее завел, ты за нее и отвечаешь. Разве мы можем брать собак только потому, что ты поступил, не подумавши? — В ее голосе все сильнее пробивалось раздражение.

Я удивился и занервничал: если уж мама так реагирует, то папа… даже вообразить страшно. А папа на несколько минут погрузился в молчание. Потом взял Ангуса за шкирку, приподнял:

— Что ж, мы сможем за ним присмотреть.

— Сэм! — Мама изумилась не меньше, чем я.

— Это всего лишь собака. Вот если бы Джастин прижил с какой-нибудь бабой ребенка и притащил нам…

— Вот чего не было, того не было, — хихикнул я.

— И смотри у меня, чтобы никогда не было, бля! — рявкнул папа с звериной серьезностью.

Потом вынес Ангуса во двор, погладил его по животу и посадил на дорожку:

— Здесь твой новый дом. Можешь ссать и срать где твоей душе угодно.

Я почувствовал себя совсем как в день, когда впервые вошел в казино в Лас-Вегасе, впервые в жизни дернул за рычаг игрового автомата и немедленно выиграл сто долларов. Поясню: я подивился своему счастью, но понял, что надо срочно сваливать, пока не началась черная полоса.

— Ну ладно, мне вообще-то пора. Завтра на работу, дорога долгая, все такое… — с этими словами я прыгнул за руль и поехал обратно в Лос-Анджелес.

Примерно раз в два месяца я наведывался к родителям и каждый раз обнаруживал, что Ангус снова подрос. Годовалый Ангус весил сто пять фунтов: ну прямо Скуби-Ду на стероидах.

— Пап, он такой… накачанный. Чем ты его кормишь? — спросил я.

— Утром он получает полфунта рубленой говядины, полфунта картошки и пару яиц. Я все это перемешиваю, подогреваю и приправляю чесночной солью.

— Чесночной солью? А что, без соли он даже к еде не притронется?

— Знаешь что, если пес любит чесночную соль, я буду давать ему чесночную соль. И точка!

— Так сколько же он съедает? Три тысячи калорий в день?

— Наверно, больше. На ужин я ему даю такую же порцию.

— Обалдеть! То-то я смотрю, он на сумоиста стал похож.

Папа растолковал мне, что перепробовал массу сортов собачьего корма, но больше всего Ангусу нравится человеческая еда, приготовленная для него специально.

— А не многовато ли хлопот? — удивился я. — Пап, ты при нем вроде личного повара…

Папа понес Ангусу во двор свежеприготовленный завтрак. Я пошел вслед. Увидев папу и унюхав еду, Ангус радостно вскочил на задние лапы и практически обнял папу. Ну прямо любимая жена после долгой разлуки.

— Ну будет, будет, полегче, ах ты балбес, ах ты засранец, — приговаривал папа. А потом обернулся ко мне: — Да, хлопот невпроворот. Но он же мне друг.

Я не поверил своим ушам. Чтобы мой папа впал в сантименты? Даже под старость?

— Чего вылупился? — поинтересовался у меня папа. — Не подумай чего: я не спятил. Блин, о собаках так и говорят: «лучший друг человека». Не я же это выражение выдумал?

Я сказал:

— Хорошо, что вы с Ангусом подружились.

— А знаешь, ведь раньше я не был настоящим собачником по большому счету. Конечно,