— Э-э, я бы тебя к себе пустила, да ты же знаешь: Авдошкин проведает, что у меня мужик в доме — убьет! Не тебя — так меня точно! Мы с ним в разводе, конечно, — она состроила мне глазки, — и я его к себе не подпускаю, — ну, ты понимаешь, но ревнивый ужасно, а что я поделаю…

— Нет, Мотя, я так… пожаловался просто, — испугался я. Мне вдруг ударило в голову, что она меня на себе женит… Она все могла… Катьке ее пятнадцать… мне двадцать пять… а ей, значит, — я начал быстренько высчитывать, — выходило, лет тридцать… три… Она мне как-то рассказывала, что рано вышла за своего Авдошкина… так он ей нравился, что не могла устоять… Всего ничего старше… вот и дом, и чистюля она — лучшая лаборантка, все с ней работать мечтают — за ней как за каменной стеной — что достать, что новости узнать, иногда даже научные: кто чем занят, кто к кому в статье свою фамилию приписал, кто у кого оппонентом будет на защите… Ее весь институт знает… — Ладно, я пойду Мотя… пошуршу мозгами, — сказал я будто бы весело и полез на свой второй этаж за стеклянную выгородку.

— Ты сегодня завтракал? — встретил меня Кулинич — здоровый мужик лет на десять меня старше и с лысиной в венце золотых до ослепления волос. — Вижу, что нет. На! Держи! — он вытащил из кастрюли с водой, кипевшей на плитке, банку сахарной кукурузы. — Молодец, Никита!.. — я подумал, что все вокруг молодцы: и запасливый Кулинич, достающий где-то на базе ящиками эту кукурузу, — как его только через проходную пропускают, и Никита Сергеевич молодец, что засадил всю страну «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей» этой «царицей полей», и Авдошкина — молодец, даже Кудряшова… родила двух детей, делает вид, что наукой занимается, муж под боком — главный конструктор КБ… Один я — дурак-дураком и ничего впереди, кроме бледного силуэта диссертации, на которую вся надежда, что вытянет меня из болота…

Вообще то говоря, получалось очень достоверно: я сам себя вытаскивал из болота, как барон Мюнхгаузен, тот — за волосы, я — за диссертацию… Сам это придумал, лежа на южном песочке, приехал после отпуска на работу — всего скоро второй год, как институт окончил, приехал, предложил дуриком, как говорится, «актуальную научную тему», а клюнуло — сразу попал в перспективные… главное: никого не озаботил — сам себе тему нашел, сам предложил, сам руководителя пригласил… сам себя из болота вытаскиваю… Правда, иногда подленькая мыслишка проскальзывала в перерывах между затмениями: а куда вытаскиваю? И ответ приходил сам собой (все в жизни моей само собой получается), что в такое же болото попаду, только оно глубже, потому что выше, затягивает сильнее и, оттуда уж совсем выбираться некуда…

Нужна мне была эта диссертация!? Ну, а что-то делать в жизни надо? А то так и просидишь МНСом на 90 р. пятнадцать лет, потом тебе десятку подкинут… ну, можно податься в товароведы… Лизка откровенничала, что «жить можно»… соблазняла, наверное, потому что я ей нравлюсь… Но для товароведа у меня ни нахальства, ни морды — на моей, чуть совру, сразу все проступает, как на экране… А диссертация… э-э-э работа-зарплата, проекты, консультации, дипломники… противно, конечно, но куда деваться — все так живут…

В перерыве возле пищеблока меня остановил Андрюшка Иванов. Я с тоской посмотрел на спину удаляющегося Кулинича и успел крикнуть ему, чтобы взял что-нибудь пожевать мне тоже…

— Что ты там травишься! — возмутился Андрюшка. — Экономишь? — я замялся. — Лекарства дороже стоят. Поехали в ресторан, — меня это совершенно ошеломило: в рестораны ходят очень богатые люди и по вечерам… они там разлагаются… Я, конечно, и сам не прочь бы маленько поразлагаться, но… — Там обед выйдет в рубль двадцать, зато на анальгине сэкономишь!

— Почему на анальгине? — не понял я.

— Живот болеть не будет ни от еды, ни от этих постных рож, — я согласился.

Обед, правда, удался: бутербродик со шпротиной и кружочком свежего огурца поверх, от запаха которого слюна бежала неудержимо, шпикачки… и салфетки на покрытом скатертью столе белоснежные, крахмальные, а не засунутые в стаканчик неуловимо крошечные бумажные треугольнички… В стране все время плохо с бумагой — это я знал. В журнале говорили, что тираж режут из-за сокращения фонда бумаги…

— Ты пойми, Николай, это ведь очень просто: жизнь организовать надо, — поучал меня Андрюшка, сладко глотая и втягивая воздух носом, — можно, как Кулинич… — он сделал паузу и посмотрел на меня, убеждаясь, что я понял… Я правду сказать, не очень понял, куда он клонит, но сделал вид, даже подкивнул головой… — баб менять, пожрать, выпить… но… айм нот шур итс лайф! Да? — переспросил он. — Я не уверен, что это жизнь… — перевел он мне на всякий случай… — Короче, сегодня я в один дом иду, имею полномочия приглашать гостей, как завсегдатай… хочу тебя пригласить… туда просто так не попадешь! — он смотрел на меня испытующе… — тебе все равно вечер девать некуда…

— Да я заниматься… — начал было врать я, но он перебил меня…

— Не дури! Проще говоря… на все это! — совершенно определенно выразился он. — Форма одежды вольная… ну, не спортивные брюки, конечно! Будут дамы!.. — я тут же стал ломать голову, где достать десятку — не с пустыми же руками в гости идти, но Андрюшка будто читал мысли — наверное, потому что старше на десять лет: — Вино, цветы — отменяются, тортик я припас… «Сюрприз» — придем вместе, все в порядке… — я согласился.

— Вась, где червонец достать? — спросил я, соседа Кулинича. Наши столы стояли рядом перед огромным цеховым окном.

Ну, — вытянул губы Кулинич. — А у Авдошкиной не спрашивал? Она касса взаимопомощи, может, там по сусеку поскрести… а ты куда намылился? — Кулинич иногда немного заикается… чуть заметно, — Я хотел тебя в гости пригласить как раз сегодня вечером, — он всегда так говорит: не с опережением, а с запаздыванием, у него такая реверберация жизни получается… Как он угадывает? Обязательно пригласит или предложит что-то, когда человек уже достал или купил — удивительно здорово — я так не могу, завидую!

— В гости иду!

— Потом расскажешь, какие девки были!.. Знаешь, натура у меня такая — сам удивляюсь: ненасытная! Все мало! Да, слушай, а обед-то я тебе не принес — ждал, ждал и сам съел!..

— Запиши на мой счет! С получки верну!..

— Ты что! — обиделся Кулинич. Он вообще, часто за чистую монету принимает шутки.

— Ну, я ж пошутил, Василий, ты что, в самом деле!

— Ну, ты даешь, Колька! Я аж вспотел весь от такой шутки — думаю: ни хрена себе друг! Ну, ты даешь!..

В таком доме мне, правда, бывать не приходилось: гибрид театра с библиотекой… и все стены и