Дюран, а по сцене — Бернеретта. Вот уже два года она близка с одним молодым человеком, но теперь охладела к нему. Она хочет во что бы то ни стало отделаться от него и переменить образ жизни, либц вернуться на сцену, если найдется поддержка, либо обучиться какому‑нибудь ремеслу. Ни о ъвоей семье, ни о своем прошлом она, в сущности, ничего не сказала, только выразила решительное намерение порвать узы, ставшие для нее невыносимыми. Фредерик не захотел ее обманывать и чистосердечно описал свое положение. Человек небогатый, не знающий света, он был бы для нее слишком слабой опорой. «Я не могу принять на себя все заботы о тебе, — прибавил он, — и потому ни за что не хочу быть При- чинои вашего разрыва. Делить же тебя с другим мне было бы слишком тяжело, значит, как мне ни грустно, я должен удалиться, но я навсегда сохраню в сердце воспоминание об этом счастливом дне».

При таком неожиданном заявлении Бернеретта расплакалась.

— Зачем тебе уходить! — воскликнула она. — Ведь если я рассорюсь со своим любовником, то вовсе не из‑за тебя, я давно уже на это решилась. И разве ты перестанешь меня любить оттого, что я поступлю в обучение к белошвейке? Конечно, досадно, что ты не богат, но что ж поделаешь? Как‑нибудь проживем.

Фредерик пытался возражать, но Бернеретта поцелуем заставила его умолкнуть.

— Не будем больше говорить и даже думать об этом, — сказала она, — когда тебе захочется меня видеть, подай мне знак в окно и не заботься об остальном. Это все тебя не касается.

Месяца полтора Фредерик не притрагивался к своей работе. Начатая диссертация лежала на столе, и время от времени он прибавлял к ней одну — две строчки. Он знал, что если ему вздумается развлечься, то стоит лишь открыть окно, и Бернеретта всегда готова поспешить на свидание к нему. Когда он спрашивал ее, как это она располагает такой свободой, она неизменно отвечала, что это его не касается. У него были небольшие сбережения, которые быстро иссякли. Недели через две ему пришлось прибегнуть к помощи друга, чтобы угостить свою возлюбленную ужином.

Когда этот друг, по имени Жерар, узнал о перемене в жизни Фредерика, он сказал ему:

— Берегись — ты влюблен. У твоей гризетки ничего нет за душой, да и у тебя не много. На твоем месте я бы поостерегся провинциальной актрисы. Такого рода страсть заводит иной раз дальше, чем думаешь.

Фредерик ответил, смеясь, что речь идет не о страсти, а лишь о мимолетном любовном приключении, и рассказал Жерару, как из своего окна познакомился с Бернереттой.

— Это самое беспечное создание, — сказал он Жерару, — нет никого на свете безобиднее ее и ничего менее серьезного, чем наша связь.

Жерар сдался на эти доводы, но все же он взял с Фредерика слово заняться делом. Фредерик уверил друга, что диссертация почти готова, и, чтобы не оказаться обманщиком, в самом деле просидел несколько часов за работой. Но как раз в этот вечер его ждала Бернеретта. Они вместе отправились в «Шомьер», и работа была отложена.

«Шомьер» — своего рода «Тиволи» Латинского квартала; это — место встреч студентов и гризеток. Там вы не увидите благовоспитанного общества, зато там непринужденно развлекаются, пьют пиво, танцуют; там царит оживленное и подчас довольно бурное веселье. Модницы там носят круглые чепчики, а щеголи — бархатные курточки. Там курят, пьют вино и наслаждаются любовью прямо под открытым небом. Будь вход в этот сад запрещен зарегистрированным в полиции девушкам, он был бы, пожалуй, единственным местом в Париже, где сохранились все старые традиции привольной студенческой жизни, которые ныне утрачиваются с каждым днем.

Как провинциал, Фредерик не особенно разбирался в людях, с которыми он сталкивался в «Шомьере», а Бернеретта думала только о том, чтобы повеселиться, и. уж конечно не собиралась обращать на них его внимание. Нужно обладать некоторым светским навыком, чтобы знать, где дозволено развлекаться. Наша счастливая парочка над этим не задумывалась. Протанцевав всю ночь напролет, они возвращались домой усталые и довольные. Фредерик был так неискушен, что считал подлинным счастьем эти первые сумасбродства юности. Когда Бернеретта шла по Новому бульвару, легко опираясь на его руку и шаловливо подпрыгивая на ходу, ему казалось, что нет ничего пленительнее, чем жить так день за днем. Порой то он, то она спрашивали друг друга, в каком положении у них дела, но ни тот, ни другая не в состоянии были дать ясного ответа на этот вопрос. Важно было то, что меблированная комнатка близ Люксембургского сада оплачена на два месяца вперед. Иногда Бернеретта являлась, держа под мышкой завернутый в бумагу паштет, а Фредерик приносил бутылку доброго вина, и они усаживались за стол. На десерт Бернеретта пела куплеты из своих прежних ролей в водевилях; если она забывала слова, Фредерик тут же импровизировал стихи в честь своей подруги, а когда не находил рифмы — заменял ее поцелуем. Так, наедине, проводили они ночь, не замечая, как течет время.

— Ты решительно ничего не делаешь, — говорил ему Жерар, — а твое мимолетное приключение может продлиться дольше, чем истинная страсть. Берегись, ты тратишь деньги и пренебрегаешь всеми возможностями их заработать.

— Успокойся, — отвечал Фредерик, — моя диссертация подвигается, а Бернеретта поступает в обучение к белошвейке. Дай мне спокойно насладиться минутой счастья и не тревожься за будущее.

Между тем приближалась пора, когда надо было печатать диссертацию. Фредерик закончил ее наспех, тем не менее она была признана удовлетворительной, и молодого человека приняли в адвокатуру. Он отправил в Безансон несколько экземпляров своей диссертации вместе с дипломом. Отец Фредерика ответил на эту радостную весть присылкой куда более значительной суммы денег, чем требовалось на расходы, связанные с отъездом на родину. Так обрадованный отец, сам того не подозревая, пришел на помощь любви. Теперь Фредерик мог вернуть своему другу деньги, которые тот ему одолжил, и доказать ему неосновательность его опасений. Бернеретте он хотел сделать подарок, но она отказалась.

— Для меня лучший подарок — ужин вдвоем с тобой, — сказала она. — Единственное, что мне от тебя нужно, это ты сам.

Бернеретта обладала таким веселым нравом, что когда ей случалось огорчиться, это сразу было по ней заметно. Как‑то раз Фредерик застал ее очень грустной и спросил, чем она опечалена. После некоторого колебания Бернеретта вынула из кармана письмо.

— Это анонимное письмо, — сказала она. — Мой приятель получил его вчера, передал мне и сказал, что не верит безымянным обвинениям. Кто написал это? Не знаю. Письмо безграмотно и грубо, но неприятностей от