распространение^[16]. Вслед за советскими и испанскими газетами многие другие газеты мира подхватили обвинение ПОУМ в фашизме.

В самой Барселоне в те дни, как рассказывает Оруэлл, агенты ПСУК распространяли следующую карикатуру: фигура снимает маску с серпом и молотом, а под ней оказывается мерзкая рожа маньяка со свастикой — это ПОУМ. На этом фоне ПОУМ была объявлена зачинщицей барселонских боев.

Дальше все шло по уже отработанной сталинской схеме — поскольку министром юстиции Каталонии был коммунист Коморера, а у анархистов и ПОУМ практически никакого влияния в правительстве не осталось, коммунистам ничего не стоило провести решение о создании нового «спецтрибунала по делам о шпионаже и измене родине», который предъявил обвинения тысячам человек за участие в «майских событиях». Притом что еще в сентябре в Каталонии были созданы две секретные организации, которые находились под непосредственным контролем НКВД и составляли списки лиц, подлежащих устранению^[17], сделать это тоже было несложно. Политических заключенных часто держали вместе с обычными преступниками, но порой направляли и в специальные тайные тюрьмы, и в трудовые лагеря, которые насчитывали до двадцати тысяч человек^[18].

Однако одних арестов поумовцев и анархистов коммунистам было недостаточно. ПСУК призывала к полному запрету ПОУМ. Одновременно в Советском Союзе надеялись, что удастся сместить и тогдашнего премьер-министра Испании Ларго Кабальеро, давно опасавшегося коммунистической инфильтрации и пытавшегося ей сопротивляться. 9 мая 1937 года Генеральный секретарь испанской компартии Хосе Диас восклицал: «„Пятая колонна“ разоблачена… теперь ее следует уничтожить. Некоторые из них называют себя троцкистами — это имя замаскировавшихся фашистов, которые пользуются языком революции для того, чтобы породить путаницу. Я спрашиваю: если все это знают, если правительство это знает, почему же с ними не обращаются как с фашистами и не уничтожают их беспощадно?»^[19].

15 мая министр-коммунист потребовал, по указанию Москвы, чтобы Кабальеро объявил ПОУМ вне закона и арестовал ее лидеров. Кабальеро отказался, заявив, что не собирается запрещать рабочую партию, не имея никаких доказательств предъявляемых ей обвинений. Кабальеро поддержали анархисты, однако правые социалисты (среди которых был и будущий премьер-министр Хуан Негрин) и либералы готовы были поддерживать коммунистов — отчасти потому, что их привлекало предлагаемое коммунистами усиление центрального правительства, а отчасти потому, что они по-прежнему боялись потерять присылаемое из Москвы оружие.

17 мая Кабальеро вынужден был уйти в отставку и премьер-министром Испании стал давно намечавшийся на этот пост Москвой Хуан Негрин. Одним из первых его распоряжений стал приказ о закрытии газеты ПОУМ «Ля Баталья», и партия лишилась возможности публично отвечать на обвинения. Да и вся ситуация радикально изменилась. Один из руководителей ПОУМ, Хулиан Горкин, писал впоследствии: «Через несколько дней после формирования правительства Негрина Орлов действовал уже так, как будто считал Испанию страной-сателлитом. Он явился в Генеральное управление безопасности и потребовал у полковника Ортеги, которого уже рассматривал как одного из своих подчиненных, ордера на арест членов Исполнительного комитета ПОУМ»^[20].

* * *

Таким оборотом событий — обвинением ПОУМ в фашизме — Оруэлл был потрясен до глубины души.

Он пытался встать на точку зрения коммунистов: ПОУМ выступала за немедленную революцию, что, по мнению коммунистов, было ошибкой. Хорошо, возможна и такая позиция. Коммунисты утверждали, что пропаганда ПОУМ нарушает единство проправительственных сил и тем самым «объективно» мешает выиграть войну — с этим можно спорить, но допустимо. Но потом коммунисты заявили, что ПОУМ ведет к расколу проправительственных сил не потому, что она ошибается, а потому, что таков ее замысел! Поумовцы мешают республике выиграть войну потому, что они просто-напросто замаскировавшиеся фашисты, которым платят Франко и Гитлер.

И все десятки тысяч рабочих, и в том числе восемь или десять тысяч солдат, мерзнущих в окопах, и сотни иностранцев, приехавших в Испанию сражаться с фашизмом, часто жертвовавших источником дохода или гражданством — все это просто предатели, оплачиваемые фашистами. И это распространяется по всей стране с помощью плакатов и т. п., и повторяется снова и снова в коммунистической и прокоммунистической прессе во всем мире. <…> Вот, стало быть, что про нас говорили: троцкисты, фашисты, предатели, убийцы, трусы, шпионы и так далее. Должен признаться, это было неприятно, особенно если представлять себе тех, кто это говорил. Тяжело было видеть пятнадцатилетнего испанского мальчика, которого несли на носилках, видеть его отрешенное бледное лицо, высовывавшееся из-под одеяла, и думать о всех этих лощеных господах в Лондоне и Париже, которые пишут памфлеты, доказывающие, что этот мальчик — замаскировавшийся фашист^[21].

Ощутив трагизм ситуации и понимая, что ПОУМ вот-вот объявят вне закона, Оруэлл немедленно принял три важных решения. Первое — он сообщил «приятелю-коммунисту», о котором он упоминает в книге «В честь Каталонии», что переходить в коммунистические Интербригады он не собирается. Дело в том, что, и уезжая в отпуск, и в первые дни в Барселоне, Оруэлл был убежден: на Арагонский фронт он уже не вернется. Ему так хотелось попасть в Мадрид, что он даже отказался от мысли идти в близкое ему анархистское ополчение — потому что тогда он мог бы угодить в Теруэль, а стремился только в Интербригады, поскольку именно они воевали на Мадридском фронте. Макнэр, которому очень не хотелось терять Оруэлла и его товарищей, уговорил их подождать с переходом до первомайского празднования. Но как престижно иметь на своей стороне писателя, понимал не только он.

Барселона была наводнена коминтерновскими агентами, пытавшимися склонить иностранных добровольцев к вступлению в Интербригады. Один из них, Уолтер Тапселл, видный британский коммунист, ставил себе в заслугу, что ему удалось переманить Оруэлла (возможно, он и был тем «приятелем-коммунистом», который упоминается в книге «В честь Каталонии»). Во всяком случае, в своем отчете, посланном и в штаб НКВД, расположенный в испанском городе Альбасете, и Гарри Поллиту в Лондон, Тапселл писал:

Самая заметная личность и самый уважаемый человек в контингенте [Независимой лейбористской партии] в данный момент — Эрик Блэр. Этот человек — Писатель, который написал несколько книг