Да что с вами со всеми там произошло, черт возьми?

Однако она не стала препятствовать Майклу, когда он открыл задние двери и полез внутрь. Оказавшись в салоне, Майкл захлопнул дверцы.

Мешок лежал на металлической площадке, зафиксированный двумя холщовыми ремнями. Майкл принялся торопливо их расстегивать, попутно нашептывая: «Я здесь. Я здесь». Из мешка не доносилось ни звука.

Схватив ползунок молнии у изголовья (он предусмотрительно поломал молнию, чтобы ее не могли застегнуть до конца), Майкл рванул его вниз и раздвинул пластик в стороны.

Элеонор, вытянув руки вдоль тела, лежала совершенно неподвижно, словно мертвая.

— Элеонор, — позвал он девушку, прикасаясь пальцами к ее лицу. — Элеонор. Пожалуйста, проснись.

Пытаясь удостовериться, что она дышит, он низко склонился над ней и почувствовал на щеке слабое дыхание. Холодное дыхание. Холодной была и ее кожа.

— Элеонор, — снова повторил он. На этот раз ему показалось, что веки девушки дрогнули. — Элеонор, очнись. Это я, Майкл.

На лице девушки отразилось тревожное выражение, словно ей не нравилось, что ее беспокоят.

— Пожалуйста… — взмолился он, схватив ее за руки. — Умоляю тебя.

Не в силах больше сдерживаться, он подался вперед, чтобы поцеловать ее, однако, вспомнив предостережение Дэррила, просто приложил губы к ее векам, сначала к одному, затем к другому. В иной ситуации он предпочел бы разбудить свою Спящую красавицу как-нибудь иначе… но сейчас было достаточно и этого.

Глаза Элеонор открылись и уставились в крышу фургона, затем взгляд переполз на Майкла. В первую секунду он испугался, что она его не узнает.

— Я так боялась, — вымолвила она. — Боялась, что открою веки и снова обнаружу себя в льдине.

— Этого больше никогда не случится, — сказал он.

Она взяла руку Майкла и прижала к своей щеке.

Мария Рамирес заставила Майкла поклясться всеми святыми, что он никому и ни за что не расскажет, каким образом эта странная женщина проникла в Соединенные Штаты, а Майкл, в свою очередь, заставил ее дать слово хранить тайну о том, что в действительности произошло с останками ее мужа.

Мария сообщила, что знает один небольшой отель на Коллинз-авеню, в районе «Южный берег», и отвезла их туда.

— Когда мы вызываем экспертов-криминалистов из других городов, то всегда размещаем их здесь — сообщила она, когда пассажиры вышли из машины в удушающую влажность ночи. — Пока никто не жаловался.

Майкл поднялся с Элеонор в номер, включил свет и стал наполнять для девушки ванну. Но как только дверь в ванную закрылась, он услышал тихое всхлипывание. Майкл не мог решить, то ли ему постучать и попытаться успокоить Элеонор, то ли оставить в покое и дать возможность выплакаться. Любой бы на ее месте в какой-то момент сорвался, случись ему перенести то, что перенесла она — как за последние пару дней, так и за предшествующие века. Но чем помочь ей в нынешней ситуации, что сказать?

Так ни до чего и не додумавшись, Майкл спустился на первый этаж и попросил пожилую женщину-портье открыть для него магазинчик женской одежды при отеле, чтобы он мог купить для спутницы сандалии и легкое платье. Самое скромное, какое он увидел, было из тонкого желтого хлопка с короткими рукавами. Женщина, которая ранее уставилась на Элеонор так, словно та вырядилась в маскарадный костюм, понимающе кивнула и даже самостоятельно добавила к покупкам Майкла еще пару вещей.

— Панталоны под этим платьем будут плохо смотреться, — лаконично заметила она.

Вернувшись в номер, он легонько постучал в дверь ванной комнаты, затем приоткрыл ее на дюйм и просунул внутрь сумку с обновкой. Помещение окутывало густое облако горячего пара.

— Я взял на себя смелость купить вам кое-какую одежду, более подходящую для здешнего климата. Надеюсь, понравится, — сказал он и закрыл дверь. — Если хотите есть, я могу спуститься и принести вам чего-нибудь.

— Нет, — отозвалась она почти загробным голосом. — Не сейчас.

Он подошел к окну и раздвинул расписанные яркими цветочками шторы. В доме напротив еще светилось несколько окон. Мимо неторопливо проползла поливальная машина. Майкл стоял и думал, как сообщить Элеонор и кое-что другое, что она обязана знать. А именно то, что ей следует избегать контакта не только со льдом, но и с людьми… Тесного физического контакта.

Как ей объяснить, что хотя жажда побеждена, инфекция продолжает в ней жить? Что даже если ей захочется просто обнять кого-то, этим самым она подвергнет человека смертельному риску?

И если уж на то пошло, как ему убедить самого себя не прикасаться к Элеонор?

Когда шум поливальной машины стих, он вернулся к двери ванной, да так там и застрял на добрых полчаса, в течение которых уламывал Элеонор надеть-таки купленную одежду. Ее так шокировали длина и эфемерность платья, что она отказывалась наотрез, пока Майкл клятвенно не заверил ее, причем несколько раз, что это последний писк моды и сейчас все только так и одеваются.

— Долгое время платья были еще короче, — убеждал он ее, размышляя, как она отреагирует, когда увидит на набережной полуголых людей в бикини.

Когда Элеонор наконец сдалась и, красная от смущения, вошла в комнату, у Майкла просто дух захватило, так она была хороша.

Даже в такую рань движение на Оушн-драйв было оживленным, и Элеонор шарахалась от проезжающих мимо автобусов, словно от огнедышащих драконов. Среди автомобилей, шума, огней Элеонор цеплялась за руку Майкла, будто за спасательный круг. Тепло, которым она напиталась в горячей ванне, быстро улетучивалось, и Майкл отметил, что рука Элеонор опять стала прохладной.

На станции Адели она призналась, что больше всего тоскует по теплому солнечному свету, и Майклу не терпелось показать ей потрясающе красивый рассвет над океаном. Они как раз остановились на пешеходном переходе, когда прямо возле них затормозила тележка с фруктовым мороженым. Ее владелец, единственный прохожий в этот ранний час, с надеждой посмотрел на них, надеясь, что его выручат, но не тут-то было. С таким же успехом он мог попытаться всучить им динамит. Когда Майкл инстинктивно оттеснил Элеонор в сторону от тележки, мороженщик посмотрел на него как на психопата. Но Майкл знал, что придется постоянно быть начеку. А до тех пор, пока он не решится рассказать Элеонор остальную часть правды, пресекать ее контакт с окружающими надо будет очень незаметно. Возможно, именно в этот момент она снова начинает чувствовать себя счастливой, так зачем обременять ее проблемой, с которой Майкл может справиться и самостоятельно?

К тому времени как они пересекли улицу и преодолели поросшие