скрывал. Даже сейчас два матроса на палубе — вроде бы их звали Джонс и Джеффрис — с нескрываемой злобой поглядывали на него из-под шерстяных шапок и тряпок, обматывающих головы.

— Напомните мне, лейтенант, — обратился к нему капитан Эддисон, — по какому делу вы находились в Лиссабоне?

Синклер сел на корабль в Португалии.

— Решал дипломатические вопросы, — ответил Синклер. — Настолько щекотливого характера, что даже сейчас не могу приоткрыть вам подробности.

Резкий порыв ветра обмотал изодранный парус вокруг ноги капитана, но тот не обратил внимания и продолжал твердо удерживать штурвал обеими руками. В странном серебристом свечении ночного неба он казался Синклеру человеком, словно сошедшим с дагерротипа, лишенного всех красок и передающего картину лишь с помощью оттенков серого цвета.

— Ваша жена заболела именно там?

Синклер отлично помнил, что несколько лет назад в городе свирепствовала чума.

— Смею вас заверить, что моя жена не заразна. У нее внутреннее расстройство, лечением которого мы займемся, как только прибудем в Крайстчерч.

Синклер заметил, как один из матросов — Джонс — бросил на Джеффриса красноречивый взгляд, который, очевидно, означал: «Если прибудем в Крайстчерч…» Сходные мысли терзали и Синклера. Неужели они в спешке сели на корабль лишь ради того, чтобы сгинуть в ледяных водах океана на краю света?

Следующие слова Эддисона заглушил внезапный порыв ветра, от которого раздулись паруса и заскрипели мачты, но одновременно с этим ветер принес с собой и поистине завораживающее зрелище — над кораблем кружила огромная птица. Альбатрос. Синклер никогда еще их не видел, и только сведения, почерпнутые из замечательной поэмы Кольриджа, подсказали ему, что сейчас перед ним именно альбатрос. Птица парила высоко над головами, выделяясь белоснежным оперением нижней части тела, очень длинными крыльями с черным окончанием перьев — по прикидкам Синклера, размах крыльев составлял не меньше десяти — двенадцати футов — и мощным ярко-розовым клювом. Даже в такую ветреную погоду птице удавалось сохранять удивительную безмятежность и грациозность полета.

— Гония, — произнес Джонс, используя морское выражение, и Джеффрис понимающе кивнул: альбатрос — птица, появление которой считается добрым знаком, а неудачу она приносит лишь тем, кто пытается причинить ей вред.

Судно вздыбилось, врезавшись в накатывающую волну, по корпусу загремели обломки льдин, и, чтобы устоять на ногах, Синклеру пришлось ухватиться обеими руками за канат. Альбатрос снизился, описал над носом брига круг, затем снова взмыл вверх, к подрагивающей нок-рее, и устроился на ней, как на насесте, вцепившись когтями в скользкое дерево и быстро сложив крылья. Синклер наблюдал за птицей с искренним восторгом. Как такому замечательному существу удается выживать, преодолевая многие тысячи миль между унылым, безжизненным небом и безбрежным океаном, в котором нет ничего, кроме бушующих волн и глыб льда?

— Капитан! Сэр! Капитан Эддисон!

Синклер повернулся на голос и увидел Бертона, поднимающегося по трапу на палубу. Позади Бертона показался Фарроу, придерживая что-то, спрятанное под черной курткой из меха морского котика.

Широко расставляя ноги, чтобы сохранять равновесие, Бертон зашагал прямо к штурвалу, не удостоив Синклера даже мимолетным взглядом.

— Я должен вам кое-что сообщить, сэр! — прокричал он. — Дело исключительной важности!

Бертон и Фарроу, очевидно, намеренно заслонили Синклеру обзор спинами, и ему пришлось вытянуть шею. Он заметил какой-то блеск — стекло? — после чего услышал, как матросы приглушенными голосами начали о чем-то спорить. Эддисон выставил руку, успокаивая их, и перевел взгляд на принесенный трофей. Таинственный предмет попал в поле зрения Синклера, и он с ужасом понял, что мужчины держат винную бутылку с надписью «МАДЕРА».

Поначалу капитан выглядел озадаченным, затем нахмурился, как если бы его отвлекали пустяком от важных дел.

Фарроу зубами стянул рукавицу, выковырял обнаженными пальцами пробку из горлышка и сунул откупоренную винную бутылку капитану под нос.

— Понюхайте, капитан! А еще лучше — попробуйте на вкус! — воскликнул он, швырнув рукавицу на палубу.

Эддисон нехотя склонился над бутылкой и тут же резко дернул голову назад, словно в нос ему ударил отвратительный смрад.

На палубу вышел доктор Ладлоу; после того как он кивком подтвердил слова матросов, капитан с выражением ужаса на лице уставился на Синклера.

— Это правда? — спросил он, принимая темную бутылку из рук Фарроу.

— Правда заключается в том, — ответил Синклер, — что вы держите лекарство, которое принимает моя жена. Без сомнения, выкраденное из нашей каюты.

— Лекарство?! — выпалил Бертон.

— Черта с два! — поддержал его Фарроу.

— Говорил я вам, что это они навлекли на нас несчастья! — крикнул Бертон Джонсу и Джеффрису.

— Я обнаружил ее в постельном белье! — выкрикнул Фарроу, очевидно, подчеркивая, что львиная доля заслуги принадлежит ему. — Тут нет никаких сомнений!

— И спросите его, что случилось с Бромли! — злобно продолжал Бертон, яростно раскачивая из стороны в сторону одеревеневшей бородой. — Спросите его, как такой крепкий моряк, который два раза обогнул мыс Горн, умудрился свалиться за борт, стоя на вахте!

Внезапно послышался целый хор голосов, и из трюма вывалила еще дюжина членов экипажа, причем четверо из них тащили сундук, к которому только что спускался Синклер. Со звоном бутылок сундук грохнулся вверх дном на обледеневшую палубу. Лейтенант хотел было выхватить саблю, но не успел и шелохнуться, как его схватили за руки, накинули на запястья веревочные петли и туго затянули. Затем, не обращая внимания на все протесты и увещевания, Синклеру заломили руки и прижали его спиной к грот-мачте.

И тут он увидел, что Бертон и Фарроу спускаются в трюм.

— Нет! Не трогайте ее!

Увы, он был не в силах ей помочь. Тем временем, приказав одному из матросов занять место у штурвала, подошел капитан Эддисон и взглянул Синклеру прямо в глаза.

— Я никогда не верил в приметы, лейтенант. — Говорил он очень тихо, словно делился конфиденциальной информацией. — Но это, — продолжал он, поигрывая бутылкой, — стало последней каплей.

Матросы, удерживающие Синклера, лишь усилили хватку.

— Экипаж сразу назначил вас виновным в смерти Бромли, и теперь я понимаю почему. — Покачивая в руке черную бутылку, капитан добавил шепотом: — Если я этого не сделаю, на корабле поднимется бунт.

— Если вы не сделаете… что?

Эддисон не ответил и повернулся к палубному люку, откуда как