немецких конструкторов и мастерством немецких рабочих-оружейников, чтобы нести гибель противникам гитлеровского режима, пронесённый солдатами Вермахта с берегов Рейна почти до самой Волги. Потерявший в бою своих хозяев, ты вновь почувствовал на своём стальном теле мозолистые руки, но это были руки не бывшего германского бауэра или гитлерюнге, а простого русского солдата, который повернул тебя стволом в сторону твоих соотечественников, незванно припёршихся на нашу землю, прижался щетинистой щекой и прошептал: «Ну, подходите, ссуки!». И в том последнем бою вы были вместе: пулемёт и солдат, и вместе же пропали без вести в прОклятой всеми богами военной круговерти декабря сорок второго…

Теперь, эмгарь, ты спокойно лежишь на бруствере, вкусно пахнешь ржавчиной и свежевзрытым грунтом, и слегка тревожно — или мне это кажется? — жжёной пороховой горечью. Лежи, красавец, лежи: мне нужно поднять тех, кому ты помог сдержать вражью силу. Копаю аккуратно: кости хрупки, не стоит наносить мертвецам новые раны. Фискарь давно отложен в сторону: попеременно орудую пехотной лопаткой и широким ножом, обкапываю останки. Эх, жаль с нет фотоаппарата: отснять археологию. Есть такое поверье: кто возьмёт фотик на коп — ничего, кроме шмурдяка, не отыщет. У кого как, а у меня практически всегда эта примета сбывалась, так что ну его нафиг: что интересное из хабора попадётся — можно и дома заснять, да и риска сломать недешёвый фотоаппарат в походно-полевых условиях гораздо больше. Вот они, пулемётчики: рядом лежат. Не убереглись от миномётного обстрела. Эх, мужики, что ж вы так-то… Одного уже обкопал. Боец как боец: валенки на ногах, шапка-ушанка под каской — и голова не мёрзнет, и амортизатор неплохой. У черепа лежат очочки в железной оправе с круглыми стёклами. Нестроевик, по всему… Ни следов от шинели или ватника: видать, всё же кто-то тогда замародёрил: то ли гансюк замёрзший, то ли из местных аборигенов кто… Время такое было: голое да голодное — о живых думали, как ноги не протянуть, вот и сняли ватник-то: может, на менку, может, самим носить. А мёртвых по-простому закидали мёрзлым песочком впополам со снегом, да и затерялась в памяти степная захороночка…

Выложил косточки рядом с бруствером на подстеленный полиэтилен. Скоро упакую в пакет, смотаюсь в город к друзьям-официалам, тогда и начнём местную сельскую администрацию «терроризировать» на предмет торжественного захоронения героев на деревенском кладбище. Хорошо, если вменяемые мужики в «управе» попадутся, а вот если уроды моральные, то нервов потратить придётся — мама не горюй!

Принимаюсь за второго пулемётчика. Что за?.. Не понял… Точно знаю, что в сорок втором ролевиков и прочих «толкинутых» в Советском Союзе не водилось, да и во всём остальном мире, вроде тоже: разные ватиканские гвардейцы с тауэрскими привратниками, понятно, не в счёт. И уж точно в нашей родимой Рабоче-Крестьянской Красной им делать было нечего. А тут не пойми-пойми что творится: боец обут в сапоги с высоким каблуком и острым загнутым носком, то же отсутствие шинели, зато там, где полагается быть красноармейскому ремню с подсумками — обшитый медными бляхами боевой пояс с прицепленными ножнами явно от какой-то восточной сабли. Тихо-медленно охреневаю, но продолжаю рыть дальше. Вот руки лежат на проржавевшем патронном ящике: явно собирался вставить новую ленту в пулемётный приёмник. Получается, что и вправду наш боец, не гримаса археологии! Помню, рассказывал мне один камрад, что как-то на высотке, копая оборону по лету сорок второго вместе с нашим настрелом наконечник от половецкой стрелы вырыл: оказалось, курган то был, а не просто «господствующий над полем прыщ»… Я ещё тогда засомневался, но знающие люди подтвердили. Обкапываю дальше, ножом. Вот и череп, бывшее вместилище разума, а теперь просто сочетание сгустков кальция оригинальной формы… Даже чересчур оригинальной: на два пальца выше надбровных дуг по всей окружности идёт ровная вдавленность, как будто от ремешка, который повязывают, чтобы волосы при работе не мешали, падая на глаза. Интересные дела.

Щёлк! Вот зараза! Порезался о собственный нож! Клинок ножа выворотил из песка огранённую стекляшку, вделанную… Во что? Сейчас поглядим. Обкапываю аккуратно, чтобы не повредить. Э, товарищи-граждане, а это, сдаётся, не просто стекляшка! Не то горный хрусталь, не то ещё какой камешек вделан в широкий — с большой палец толщиной — чёрный металлический обруч. Хоть и тонкий, но приятно тяжелит… И вот хоть убей, а сдаётся мне, что это серебро. Ну-ка, давай-ка потрём находочку… Заблестел кусочек, а куда ему деваться-то. Серебро натуральное, откуда оно у бойцов? Снимаю свою армейскую панаму, на её место водружаю обруч. Эх, кровью из пореза по камешку мазнул, ну да сейчас в рюкзаке среди мыльно-рыльных принадлежностей зеркальце достану: и на себя в «короне» полюбуюсь, и кровь сотру. Заодно и «кощея» надо бы подальше от бруствера убрать: хоть и неприхотливый прибор, однако бережёного и бог бережёт… Выкарабкиваюсь на край раскопа, прихватив штангу почти засыпанного выброшенным из раскопа песком металлоискателя, делаю шаг к лежащему в пяти метрах рюкзаку. Трескучее шипение, как будто лопается множество газовых пузырьков сероводорода. Вспышка. Темнота. И снова — свет. Вернее — вечерний полумрак.

«Всё, Макс! Довыжовывался! Приплыли!»

ПЕЙЗАНЕ

Первая мысль была: хрястнуло молнией, но почему-то не насмерть. Вторая: что-то рвануло. Однако никаких предвестников грозы или шаровых молний я точно не наблюдал: нормальный летний день, обычная тёплая погода с несильным ветром. Да и взрываться было нечему: у покойных пулемётчиков даже паршивой РГД-33 с собой не оказалось, не патроны же методом подрыва вдруг ни с того ни с сего самоликвидировались!

Короче, «тайна сия велика есть». Кто сказал, хоть убей, не помню, но верно подмечено, как раз к моему случаю подходит. Поворачиваюсь.

Лепекстрическая сила! Куда раскоп девался? Рыл-рыл, чуть орден сутулого не заработал, а вместо ямы в песке — трава под ногами. Трава. Сочная, тёмно-зелёная, с разлапчатыми листочками. Почти по колено. Как называется — понятия не имею, но точно знаю, что в наших степях такую ни разу не встречал. Впрочем, как говаривал мой старший братец Сашка, «ежели ты, балбес, чего не знаешь, это ещё не значит, что такого не существует». Но вот почва… Вынимаю из чехла пехотную лопатку, втыкаю в землю… Нет, ребята, это не песок слежавшийся, даже близко не похоже!

И вообще… Совсем ни на что хорошее это не похоже! «Окультуренной» степи, перемежающейся балками, с обязательными лесозащитными полосами (спасибо товарищу Сталину за