распсихуются, если услышат от меня такое!

Тишина. Он пытается зайти с другого боку.

— Звери! — заявляет генерал Стабблбайн.

Командиры десантно-диверсионных войск переглядываются.

— Остановим сердца зверей, — продолжает он. — Взорвем их сердца! Вот что мне пришло в голову. У вас ведь есть доступ к животным, так?

— Ну… — отвечает спецназ. — Как бы не вполне…

Поездка генерала в Форт-Брэгг обернулась полным фиаско. Он до сих пор краснеет от стыда при воспоминании. В конечном итоге раньше времени — в 1984-м — ему пришлось выйти в отставку. Нынешняя официальная хроника армейской разведки, по сути дела, забывает рассказать об эпохе Стабблбайна (1981–1984), словно ее вообще не было.

А ведь все, что вы узнали, на самом деле являлось военной тайной, которую хранили на протяжении последних двух десятилетий. Обреченные на провал попытки генерала пройти сквозь стену и его бесполезный — на первый взгляд — визит в Форт-Брэгг оставались скрытыми от широкой публики вплоть до того момента, когда он самолично рассказал мне о них в номере 403 гостиницы «Тэрритаун-Хилтон», что расположена возле северной границы штата Нью-Йорк. Дело было холодным зимним днем, через два года после объявления Войны-с-террором.

— Знаешь, Джон, — заявил генерал, — если уж говорить начистоту, я вообще-то сам себе поставил ментальные блоки на остальные воспоминания о том разговоре со спецназом. О да. Можно сказать, вытравил их из головы! Потому что ушел из комнаты, поджав хвост.

Он сделал паузу и посмотрел на стену.

— Понимаешь, я ведь искренне верил, что это были великие идеи. До сих пор так считаю. Просто еще не успел разгадать, каким образом мою внутреннюю пустоту можно просунуть сквозь вот эту пустоту. Вот и набивал себе шишки на переносице. Не получалось у меня… Хотя нет, «не получалось» — неправильное выражение. Скажем так: я не приводил себя в нужное психическое состояние. — Он вздохнул. — Эх, знал бы ты, какая горечь берет… Та же самая история с левитацией.

Здесь надо пояснить, что иногда по ночам в Арлингтоне, штат Виргиния, когда Жеральдина, супруга генерала, отправлялась спать, он ложился на ковер в гостиной и пытался левитировать.

— Пустой номер. Так и не вышло у меня оторвать мой, прошу прощения, жирный зад от земли. Но я все равно считаю, что идеи были великолепны. И знаешь почему?

— Почему? — спросил я.

— Да потому, что в разведывательном деле ты не можешь себе позволить закоснеть, — ответил он. — Нет у тебя права пропустить что-нибудь эдакое. Что, не веришь? А ты возьми, к примеру, 11 сентября. Террористы ходили в летные школы — но учились только взлетать, не обращая внимания на посадку. Ну и где затерялась эта информация? Повторяю: нет у тебя права что-нибудь пропустить, когда речь идет о разведке.

Был один аспект в генеральской поездке в Форт-Брэгг, о котором ни он, ни я не подозревали вплоть до нашего знакомства. Я имею в виду те сведения, из-за которых я вскоре оказался в одном из самых удивительных уголков США, появившихся на свет благодаря Войне-с-террором, которую объявил Джордж Буш-младший.

Чего не знал генерал — вернее, чего ему не сказали спецназовцы, — так это тот факт, что сами они эти идеи сочли превосходными. Мало того, когда он предложил приступить к тайной программе взрывания звериных сердец, а в ответ получил заявление, что у них, дескать, нет доступа к животным, они нагло утаили от Стабблбайна, что в какой-то полумиле от него, в специальном загоне, уже томится сотня экспериментальных козлов.

О существовании этой козлиной сотни было известно лишь избранным. Секретному характеру козлов способствовало то обстоятельство, что все они подверглись «антиблеятельному» вмешательству; другими словами, они просто там стояли, разевая и закрывая пасть, а вот блеяния никакого не выходило. Кроме того, у многих из них ноги были в гипсе.

Это повесть о тех козлах.

2. Козлаборатория

Встать на дорожку, ведущую к козлам, меня подвигнул Ури Геллер. Я встретился с ним на террасе одного из ресторанов лондонского Сити ранним октябрем 2001 года, меньше чем через месяц после начала Войны-с-террором. Уже давно ходили слухи (распространяемые по большей части самим Геллером), что в начале семидесятых он тайно работал на американскую разведку в качестве шпиона-экстрасенса. Многие откровенно не верили его рассказам — к примеру, «Санди таймс» однажды назвала их «эксцентричными заявлениями», — намекая, что Ури Геллер изрядный фантазер, в то время как собственно разведывательное сообщество таковым не является. Я лично полагал, что истина кроется в одном из четырех возможных сценариев:

1. Ничего подобного не происходило.

2. Парочка спятивших ренегатов из высшего эшелона американской разведки действительно привлекла Ури Геллера к какой-то операции.

3. Американская разведка представляет собой хранилище невероятных секретов, от которых нас оберегают во имя нашего же блага — и одна из этих тайн состоит в том, что Ури Геллер обладает экстрасенсорными способностями, полученными в эпоху «холодной войны». Они просто надеялись, что Геллер не станет рассказывать об этом всем встречным и поперечным.

4. Американская разведка в ту пора была, по сути дела, сборищем Психов с большой буквы.

В ресторане Ури вел себя очень молчаливо. На нем были громадные, зеркальные солнечные очки. Его шурин Шипи оказался столь же несловоохотлив. Мне уже доводилось с ними пересекаться, и они остались у меня в памяти как весьма кипучие личности. Но только не сегодня.

— Итак, — сказал я, — давайте приступим. Каким образом вы впервые стали шпионом-экстрасенсом для правительства США?

Длительная пауза.

— Я не желаю об этом говорить, — наконец промолвил Ури.

Он отпил минералки и бросил взгляд на Шипи.

— Ури? — спросил я. — Что случилось? Ведь вы часто говорили об этом.

— Нет, не говорил, — заявил он.

— Нет, говорили!

Я уже две недели охотился за материалами на эту тему и успел набить вырезками папку в три пальца толщиной. В 80-х и 90-х Геллер надиктовывал воспоминания о своих экстрасенсно-шпионских днях журналистам, которые затем добавляли к ним собственные саркастические ремарки. В общем и целом практически в каждой заметке красной нитью проходила мысль, что разведслужбы попросту не будут заниматься подобным. Наблюдался чуть ли не фанатический отказ принять слова Ури на веру или хотя бы сделать пару-тройку звонков, чтобы их удостоверить или опровергнуть. При всем нашем цинизме мы, судя по всему, до сих пор приписываем разведке свойство следовать строгой научной методологии. Те немногочисленные