Литвек - электронная библиотека >> Пауль Целан >> Поэзия >> Говори и ты >> страница 3
учишь
ты учишь свои руки
ты учишь свои руки ты учишь
ты учишь свои руки
спать

На уровне рта

На уровне рта, ощутимо:
заросли тьмы.
(Незачем, свет, тебе их искать, ты лежишь
силками в снегу, держишь
добычу.
Одновременно:
Тронута и Нетронута.
И то, и другое говорит с виной о любви
и хочет остаться и умереть.)
Шрамы на листьях, бутоны, реснички.
Виднеется, чуждое дню.
Присемянник{7}, вскрыт и правдив.
Губа знала. Губа знает.
Губа вымолчит до конца.

Стретто{8}

*
Вывезен в
местность
безошибочной колеёй:
Трава, написанная раздельно. Камни, белые,
с тенями стеблей:
не читай больше, смотри!
не смотри больше, иди!
Иди, нет братьев
твоему часу, ты уже —
уже дома. Колесо, медленно,
выкатывается из себя, спицы
взбираются,
взбираются по черноватому полю, ночь
не нуждается в звёздах, нигде
не спросят тебя.
*
Нигде
не спросят тебя —
У места, где лежали они, есть
имя — у него
нет имени. Они не лежали там. Что-то
между ними лежало. Они
не видели насквозь.
Нет, не видели,
говорили
о словах. Ни одно
не проснулось,
сон
на них нашёл.
*
Шёл, шёл. Нигде
не спросят —
Я это, я,
я лежал между вами, я был
открыт, был
слышим, тикал вам, ваше дыхание
слушалось, это
всё ещё я, ведь вы
спите.
*
Всё ещё я —
Гoды.
Годы, годы, палец
что-то нащупывает то тут, то там, то
вокруг:
швы, ощутимо, здесь
разошлось, здесь
снова срослось — кто
прикрыл?
*
Прикрыл —
кто?
Шло, шло.
Шло слово, шло,
шло через ночь,
хотело светиться, хотело светиться.
Пепел.
Пепел, пепел.
Ночь.
Ночь-и-ночь. — К
влажному глазу иди.
*
К
влажному
глазу иди —
Ураганы.
Ураганы, древние,
вихри частиц, другое,
ты
знаешь, мы
это в книге прочли, было
мнением{9}.
Было, было
мнение. Как
мы дотронулись
друг до друга этими —
этими
руками?
И было написано, что.
Где? Мы
протянули над этим молчание,
огромное, ядом вспоенное,
зелёного
цвета
молчание, чашелистник,
за что-то растительное мысль цеплялась —
зелёное, да,
цеплялось, да,
к злорадному
небу.
За что-то, да,
растительное.
Да.
Ураганы, час —
тиц вихри, оставалось
время, оставалось
попытать счастья у камня — он
был радушен, он
не встревал в речь. Как
было нам хорошо:
Зернистое,
зернистое и волокнистое. Стебельчатое,
плотное;
гроздевое, лучистое; почковидное,
плиточное и
комковатое; рыхлое, раз —
ветвлённое —: он, оно
не встревало, оно
говорило,
с готовностью говорило сухим глазам, пока не закрыло их.
Говорило, говорило.
Было, было.
Мы
не отступились, стояли
и были сердцевиной,
строением с порами, и о
но пришло.
Приблизилось к нам,
прошло, штопало
незаметно, заштопало
последнюю мембрану,
и
мир, тысячекристалл,
затвердел, затвердел.
*
Затвердел, затвердел.
Потом —
Ночи, отслоённые. Круги,
зелёные или синие, красные
квадраты: мир самое
сокровенное вводит
в игру с новыми
временами. — Круги,
красные или чёрные, светлые
квадраты, ни
тени полёта,
ни измерительного стола, ни
дымной души,
чтобы взлетела и
вступила в игру.
*
Взлетела и
вступила в игру —
В час, когда вылетает сова, около
окаменелой проказы,
около
наших спасшихся бегством рук, в
последнем сдвиге,
над
заслонкой от пуль
возле осыпавшейся стены:
стали видны,
снова:
борозды,
хоры, тогдашние,
псалмы. О, о-
санна.
Значит,
храмы ещё стоят. У одной
звезды
есть ещё свет.
Ничто,
ничто не потеряно.
О-
санна.
В полёте сов, здесь,
разговоры серых как день
следов от грунтовых вод.
*
(— — серых как день
следов
от грунтовых вод —
Вывезен
в местность
безошибочной
колеёй:
Трава.
Трава,
написанная раздельно.)
Говори и ты. Иллюстрация № 6'

Из книги Die Niemandsrose Роза никому

* * *

В них была земля, и
они рыли.
Они рыли, и рыли, и так
проходил их день и их ночь. И они не хвалили бога,
он, слыхали они, так хотел,
он, слыхали они, это знал.
Они рыли и слыхом не слыхивали;
не мудрели и песен не знали,
не слагали наречия.
Рыли.
И спустилось затишье, и сменилось бураном,
и все моря пришли.
Я и ты и червяк роем в грунте песчаном,
и