корму, выскочил на проезжую часть и был тут же сбит невесть откуда взявшимся "мерседесом". То, что это именно "мерседес", он понял еще лежа на спине, скосив взгляд на радиатор. Услышав, как чмокнули открывающиеся двери машины, филолог стал отползать в сторонку, молясь о том, чтобы на полировке иномарки не осталось никаких следов.

— О, наука! — Услышал он над собою веселый, и главное знакомый голос. Обладателя этого голоса он узнал не сразу. Даже после того, как его подняли и начали отряхивать, он никак не мог сообразить, что это за человек в длинном черном пальто, с белым шарфом на шее.

— Не узнаешь?

И тут кандидат его узнал. Это был бывший мент по кличке Гусь.

— Что это с тобой? — Спросил филолог имея в виду пальто, шарф и "мерседес".

— Цел? Поехали, расскажу. — Гусь повернулся к гориллообразному шоферу и скомандовал. — В "Аврору".

— Что за "Аврора"? -

— Это мой ночной клуб. Больше вопросов пока не задавай, все узнаешь очень скоро.

"Мерседес" довез быстро.

— Раздевайся, сейчас здесь пусто. Утро.

Зевающий, но услужливый гардеробщик принял драповую дерюжку филолога с полупоклоном.

— Вон там у меня два отличных стола, — Гусь указал влево от гардероба, — биллиардных, но на них обычно спят под утро. Там вон — однорукие бандиты. В карты играют в следующем зале.

— А рулетка есть? — Спросил зачем-то гость.

— Конечно. Только, чтобы крутнуть, придется задержаться до вечера. Вся обслуга дрыхнет. Мы пойдем сюда. Там у меня типа бар.

Тишина, лиловые портьеры на окнах, подсвечники. Гусь хозяйской походкой проследовал к самому дальнему столику, на ходу объясняя сгустившемуся из воздуха официанту, чем он собирается угостить "старого друга".

— Садись, наука.

Откуда-то прилетело блюдо с закусками не столько аппетитными, сколько дорогими на вид. Бокал гостя сам собой наполнился чем-то восхитительно ароматным.

— Курвуазье, коньяк, давай чокнемся.

— Ну, давай… это, рассказывай.

— Сейчас, сейчас. Все, вали отсюда. — Последние слова были адресованы вившемуся вокруг стола официанту.

Филолог осушил залпом свой бокал, чтобы сбить оторопь чувств. Бросил в рот кусок белой рыбы и стал слушать.

— Ну, ты помнишь, как мы тогда торганули. Гуляли два дня, деньги, наконец, кончились, и я решил повторить опыт. Степаныч сначала упирался, оказалось, он до этого случая и сам платил этим щенкам с ножиком, а теперь боится. Ладно, говорю ему, в этот раз драться не будем, заплатим. Загрузили мы еще три мешка, приезжаем. Начинаем торговать, а тут раз, подходит к нам одна старуха и сует мне пачечку. Банкноты. Что это, спрашиваю. Оказывается, после нашего шухера рэкетиры эти дохлые больше на базарчике не появлялись. Старухи в знак благодарности, а больше в знак признания нашего авторитета, решили отстегивать нам. Наш человек так приучен, что кому-нибудь все равно надо отстегивать. Ну, я хоть и мент, но не совсем же пошлый человек. Турнул я бабок с их пачечкой. Продали мы свои мешки, потом еще раза три приезжали. Бабки больше ко мне не совались. Выяснилось после, что дань с них Степаныч тайком от меня собирал. Гнида! Не дружу с такими друзьями. А бабки по всему району раззвонили, что я все тут в кулаке держу.

Опять подлетел официант и прямо-таки завис над столом, сменил пепельницу, схватился за бутылку, чтобы поухаживать за хозяином и гостем. Гусь сказал ему со свирепостью.

— Уйди, я сам.

Налил сразу граммов по сто пятьдесят. Выпили.

— Яблочки уже были на излете. Я расслабился, а зря. Вижу однажды останавливается возле нашего базарчика черная дорогая машина. Выходят из нее трое. Ну, думаю, здесь ведерком не отобьешься. Приготовился к худшему. Было видно, что приехал важный дядя. С двумя бычарами. Он сказал мне — отойдем, и я отошел, как бы не в последний путь, думал. Дядя этот невысокий такой, мешки под глазами, речь значительная. Прошли мы с ним два раза вдоль по тротуару, и он мне объяснил, что я веду себя неправильно. На базарчик этот, мол, ему плевать, но тут дело принципа, и даже как курам в этом районе улицу переходить, решать будет он, а не какой-то Гусь с яблоками.

— А ты?

— А что я, молчал. Язык к небу присох от страха. Я сразу почувствовал, что с этим дядей шутить не надо. Мигнет и нет мента, тем более бывшего. Напоследок он у меня спрашивает, понял ли я его, а у меня на нервной почве улыбочка глупая на физиономию выползла. Глупая и, думаю, нахальная. Это я по его лицу понял, потому что лицо у него стало белое и страшное. Ну, ладно, говорит он мне, и пальцем так в нос мне указывает, ты сам этого хотел.

— То есть угрожает?

— Вот именно! И что главное, всем это видно и слышно, и бабкам и быкам его. Сцена была красивая, он подробно рассказывает, как из моей кожи будет абажур делать, а я стою, и нахально скалюсь.

— Дальше, дальше-то что?

— Домой я вернулся, ни жив, ни мертв, а у меня в этот день был как раз день рождения. Оба брата моих привалили. Виталик — он мясник на Палашевском рынке, а Борька на таможне работает. Ему даже пистолет положен. Но, это так. Мы выпили, крепко выпили, деньги-то были. Я расхрабрился, вытащил свою бердану и повел братьев в овраг стрелять по бутылкам. Все страх преодолевал. Ну, думаю, легко я вам не дамся! Приезжайте, поглядим кто кого! Утром приехали.

— Эти быки и бычары?

— Нет, из райотдела. Скрутили всех нас троих и в город, в камеру. Да, в чем дело, думаю! Охотничий билет у меня есть, за нарушение общественного так не пресекают. Двое суток нас держали, потом в охрану сержант заступил, служили вместе, он мне и объяснил, что в день моего дня рождения подорвали прямо в машине моего страшного бандита вместе с телохранителями. Как раз в тот момент, когда мы с братьями резвились в овраге. Двое насмерть сразу ушли, а один телохранитель успел перед смертью сказать, что пахан его накануне со мной, Гусем, поругался крепко из-за рынка.

— Но это же совпадение!

— Но никто в это не верит! — Страшным шепотом сказал Гусь. — Короче, меня отпустили, и даже немного с почтением. Отношение ко мне среди окружающих изменилось. Стали со мной здороваться люди, которые раньше и не замечали. В общем, все, как я понял, твердо решили, что бандита этого взорвал я.

— А ты не пробовал объяснить…

— Кому?! И как?! Пробовал с братьями поговорить — смеются. Мнительный, мол. Я решил лучше на время уехать. К тетке в Тверь. Собрался. И тут ко мне является один молодой человек и говорит, что есть люди, которые желали бы со мною перекинуться парой слов. Ну, думаю…

Саня помассировал лоб, закурил, оглянулся, нет ли поблизости официанта.

— Пошел я на разговор. Состоялся он за вот этим самым столиком, что мы сидим. Встретили меня три человека,