и предупреждал, что всякое недонесение или умолчание будет рассматриваться как преступление против революции и караться по всей строгости законов военно-революционного времени. За­кона о наказании за недонесение не было, а практика уже сложилась. В газетах открыто публиковались призывы аре­стовывать всех представителей «эксплуататорских клас­сов», задерживать их в качестве заложников и при первой необходимости — расстреливать. И расстреливали — по всей России, без суда и следствия, от Дона до Петрогра­да, где особенно свирепствовал Г. Зиновьев, от Петро­заводска до Крыма, где безоружных пленных буквально утопили в крови Землячка, Бела Кун и тот же Г. Пятаков, — все трое, как писалось в их характеристиках тех лет, — пла­менные революционеры, беззаветно преданные делу рево­люции.

Как это ни парадоксально, но именно такие вот старые большевики, романтики революционной борьбы за народ­ное счастье, выступали вместе с товарищами по руковод­ству партией в роли истинных «начальников террора». И фактически в отношении к террору они оказывались в компании с Лацисом, Менжинским, Артузовым, Ягодой — с одной стороны, и Сталиным, Кагановичем, Молото­вым — с другой.

Занимаясь своего рода восстановлением нашей под­линной истории, мучительно отказываясь от исторических стереотипов, мы делаем для себя все новые и новые откры­тия. После публикации ряда документов, в том числе ранее не известных записок В. И. Ленина, мы узнали, что «крас­ный террор» был неизбежен, ибо его теоретики были гото­вы во имя захвата и сохранения власти не останавливаться перед любыми средствами.

Повесть «Заговор, которого не было...», безусловно, несет в себе авторскую позицию, по ряду моментов, воз­можно, субъективную и спорную. Но мы ведь живем в сво­бодном государстве, где каждый волен излагать свою вер­сию, свой взгляд.

В книге приводится много фактов. Отчасти уже знако­мые вам по публикациям прошлых лет и здесь собранные вместе, они дают необходимое для восприятия давних со­бытий ощущение исторического фона. Другие факты, ма­лоизвестные для большинства читателей, даются по мате­риалам, предоставленным сотрудниками Генеральной прокуратуры и ФСБ.

И все-таки чтение этой документальной повести, при всей трагичности описываемых в ней событий, оставляет простор для оптимизма: коли мы набрались мужества рас­сказать соотечественникам обо всех преступлениях тота­литарного режима, значит, нам наверняка удастся не допу­стить его повторения...

УТВЕРЖДАЮ Помощник Генерального

прокурора Российской Федерации старший советник юстиции Г. Ф. Весновская 27 апреля 1992 г.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

в отношении Таганцева В. Н.

по материалам уголовного дела № 214224

Фамилия, имя, отчество Таганцев Владимир Николаевич

Год рождения 1890

Место рождения г. Петроград

Место жительства до ареста г. Петроград, пер. Литей­ный, 46, кв. 20

Место работы и должность до ареста профессор-гео­граф, секретарь Сапропелевого комитета Академии наук

Дата ареста, каким органом осужден (репрессирован), за что и по каким статьям УК, предъявленное обвинение (инкриминированные действия), последующие измене­ния состоявшегося решения по делу и мера наказания.

Арестован 1 июня 1921 г. Петроградской губЧК. По по­становлению президиума ПетрогубЧК от 24 августа 1921 г. расстрелян. Согласно указанному постановлению являлся руководителем Петроградской контрреволюционной бое­вой организации, ставившей своей целью свержение со­ветской власти путем вооруженного восстания, примене­ния тактики политического и экономического террора.

Обвинение Таганцева основано на собственных некон­кретных и противоречивых показаниях арестованного, первоначально показавшего лишь о своей спекулятивной деятельности, а затем заявившего, что саму организацию мыслил исключительно теоретически. Других доказа­тельств виновности в деле не имеется.

Следствием по делу Таганцева руководил бывший осо­боуполномоченный ВЧК Агранов, который в 1938 г. Воен­ной Коллегией Верховного Суда СССР осужден к ВМН за фальсификацию находившихся в его производстве след­ственных дел и другие нарушения законности.

Уголовное дело на Таганцева В.Н. не пересматривалось. На Таганцева Владимира Николаевича распространя­ется действие ст. 3, ст. 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года. Данные о реабилитированном и его родственниках Кому, когда и по какому адресу направлена справка о реабилитации.

Прокурор Управления

Прокуратуры Российской Федерации

старший советник юстиции                               Ю. И. Седов

I. Предыстория: «Черкнуть мне хочется на вашем приговоре...»

Дело это, по которому в 1921 г. привлекалось к уголов­ной ответственности 833 человека, занимает 382 тома. Чи­тать их интересно и жутко. Интересно, потому что это ис­тория нашего многострадального Отечества, потому что привлеченные по делу представляли практически все со­словия, классы, многие национальности, профессии Рос­сии тех лет, и уже потому «дело» отражало «революцион­ную ситуацию», эпоху.

Не менее важно и то, что «Заговор Таганцева», которо­го не было, и «дело» никогда не существовавшей «Петро­градской организации» отражали еще и наиболее типич­ные методы следствия, показывали, как «защищалась революция» от своего же народа. Словом, самое обычное, типичное и нетипичное дело той суровой поры, когда жи­ла Россия под дамокловым мечом произвола Чрезвычай­ной комиссии. Как писал один из чекистских поэтов в сво­ем признании, опубликованном в сборнике «Улыбка Чека»:

Черкнуть мне хочется на вашем приговоре Одно бестрепетное «К стенке! Расстрелять!!».

«Дело Таганцева»... В свое время, рассматривая матери­алы уголовного дела № Н-1381 в связи с предстоящей реа­билитацией Н. Гумилева (30.09.91 судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР» Н.С. Гумилев был реабилитирован), я поражался чудовищной жестокос­ти и бессмысленности этой провокации, задумывался над тем, нельзя ли, не откладывая, очистить от скверны не только имя великого поэта, но и имена сотен других людей, проходивших по делу о «Заговоре Таганцева».

Работая несколько лет назад над серией очерков о рус­ских поэтах-эмигрантах, в частности, об Ирине Одоевцевой, читая ее мемуары о Петрограде 1921 г., еще парижско­го издания, я удивлялся явной немотивированности ареста и, тем более, убийства Николая Степановича Гумилева. «Если и все остальные участники «Заговора Таганцева» такие же уголовники, — приходила в голову мысль, — то гигантское дело с сотнями арестованных и невинно